Удаляясь в противоположную от пляжа сторону, он спрашивал себя, уж не ревнует ли он. Может, все дело было в том, что пока они мирно росли вместе, он привык считать, что сестра — просто большая девочка, у которой нет никаких секретов, и она, конечно, не может целоваться с парнями. Собственная наивность даже рассмешила его. Не сразу, а как-то постепенно, он начал радоваться тому, что увидел. Он не мог предсказать, что произойдет через неделю, а тем более к концу лета, однако в тот день и час не сомневался, что сестра счастлива. Впервые за много лет Макс мог хоть что-то сказать о ней с уверенностью.
Мальчик опять приехал в центр городка и остановил велосипед у здания местной библиотеки. У входа находился старый застекленный стенд, где были указаны часы работы библиотеки, а также висели другие сообщения, включая месячную афишу единственного на всю округу кинотеатра и карту городка. Макса заинтересовала карта, и он внимательно ее изучил. Топографию города он примерно так себе и представлял.
Карта показывала во всех деталях порт, городской центр, северный берег, где находился дом семьи Карвер, бухту «Орфея», маяк, спортивную площадку рядом с вокзалом и городское кладбище. Макса внезапно осенило. Городское кладбище! Ну как он раньше не подумал? Макс сверился с часами — было десять минут третьего. Он сел на велосипед и покатил по центральному бульвару города, направляясь к маленькому кладбищу, где предполагал найти могилу Якоба Флейшмана.
Местное кладбище представляло собой прямоугольник, обнесенный оградой. Оно было разбито на пригорке в конце длинной аллеи, засаженной кипарисами. Ничего особенного. Каменная стена выглядела слегка обветшалой, само кладбище по виду ничем не отличалось от любого другого погоста в маленьком поселении, где навещают усопших лишь два раза в год, а в остальное время посетителей мало — не считая церемоний похорон. Ворота были открыты, и металлическая табличка, тронутая ржавчиной, сообщала, что посетители допускаются на территорию с девяти до пяти часов дня летом и с восьми до четырех зимой. Если на кладбище имелся сторож, Макс его не заметил.
По дороге на кладбище воображение рисовало ему мрачное, зловещее место, но сияющее солнце первого летнего месяца сообщало обители усопших сходство с монастырским двориком, благостным и проникнутым светлой печалью.
Макс прислонил велосипед к стене с внешней стороны и ступил на освященную землю. На небольшом пространстве теснились скромные усыпальницы, принадлежавшие, наверное, семьям, чья история в этом городе исчислялась многими поколениями. Вокруг высились более современные по архитектуре стены с нишами для урн.
Макс не исключал возможности, что Флейшманы в свое время пожелали похоронить маленького Якоба подальше от этих мест. Но внутренний голос подсказывал ему: останки наследника доктора покоятся в том же городке, где мальчик родился. Макс искал могилу Якоба около получаса и все-таки нашел в дальнем конце кладбища, под сенью двух старых кипарисов. Это оказался маленький каменный мавзолей, на котором оставили отпечатки время и непогода. Его окружала аура заброшенности и забвения.
Склеп был сооружен в форме узкого одноэтажного домика из мрамора, ныне почерневшего и покрытого грязными разводами. По бокам кованых ворот портала высились статуи двух ангелов, обративших скорбный взор к небесам. Между ржавыми балясинами ворот с незапамятных времен лежал букет засохших цветов.
Это место навевало грусть. Отголоски боли и трагедии, казалось, еще витали в воздухе, хотя было очевидно, что сюда очень давно никто не приходил. Ко входу в мавзолей вела короткая тропка, выложенная каменными плитами. Макс прошел по плитам и остановился у порога. Ворота были приоткрыты, из глубины склепа исходил затхлый запах. Вокруг стояла мертвая тишина. Макс в последний раз посмотрел на ангелов, охранявших покой Якоба Флейшмана, и вошел, осознавая, что если промедлит еще минуту, то пустится наутек.
Камера мавзолея тонула в полумраке. Макс смутно различил увядшие стебли цветов на полу, выстилавшие ковер к подножию могильного камня, на котором рельефными буквами было начертано имя Якоба Флейшмана. Но обнаружилось кое-что еще. Под именем ребенка, у плиты, под которой покоились останки, красовалась шестиконечная звезда, вписанная в круг.
Макса пронизала дрожь, и впервые он задался простым вопросом: с какой стати он пришел на кладбище один? Солнечный свет за спиной как будто слегка померк. Макс достал часы и взглянул на циферблат. Ему вдруг стало не по себе от абсурдной мысли, что он, забыв о времени, пробыл на кладбище слишком долго, а теперь сторож запер ворота, поймав его в ловушку. К счастью, стрелки показывали лишь начало четвертого. Макс перевел дух и расслабился.