После обеда мы сели в самолет, с господином мне увидеться так и не удалось, и это мучало меня больше всего. Алис пришлось оставить в замке, надеюсь, что она не будет скучать одна. Я села рядом с Апостолом. Почему я не промолчала тогда? Все было бы хорошо, ему не пришлось бы ехать со мной выплачивать долг.
- Прости, из-за меня тебе придется служить Ирбису, - тихо проговорила я. Он скептически скрестил руки на груди.
- Ты хотела сказать: «Прости, эта заноза в заднице снова доставила тебе проблем»? - холодно спросил зверь. Я смутилась, конечно, вина господина здесь тоже есть.... Почему я сразу подумала про Льва, ведь пес никого конкретного не называл? Кажется, пес понял мою озадаченность и усмехнулся.
- Ты злишься на меня за то, что я с ним? - так же тихо спросила я, проигнорировав его вопрос. Он повернулся ко мне, фиксируя мой подбородок пальцами, чтобы я не могла отвернуться от его ответа.
- Ты не с ним! Он может заставлять тебя так думать, но держит тебя рядом с этим гадом лишь чувство долга, - горячо прошептал он, хотя Ирбису, похоже, до нас дела не было. Я была удивлена его уверенности.
- Ты не можешь этого знать... - попыталась возразить я, мое лицо все еще было в тисках, и я не могла отвернуться.
- Я не могу? Я провожу с тобой 24 часа в сутки уже больше года, я знаю о тебе даже то, о чем ты сама не знаешь, - снова с жаром выпалил он. Почему Апостол говорит так редко , копя в себе негативные эмоции? Я смотрела на него большими извиняющимися глазами. Он сжалился и отпустил меня. - И да, на тебя я не злюсь, - немного смущенно добавил зверь, расцепляя руки. Какой же он все же хороший, такой добрый, заботливый и все понимающий.
- Я люблю тебя, - тихо произнесла я, сама испугавшись звука своего голоса. Апостол отвернулся, видимо, он тоже был смущен.
- Я знаю, - так же тихо пробурчал он. Я опустила голову, наверное, он все еще считает меня глупым ребенком, совсем как тогда. Я смотрела на его длинные пальцы, не такие тонкие, как у Ирбиса. Моя кисть казалась такой маленькой по сравнению с его. Я неосознанно подвинула руку и наши пальцы соприкоснулись. - Дура, - тихо начал ругаться Апостол, подвигая свою руку, переплетая наши пальцы.
- Прости, я... - снова начала извиняться я.
- Заткнись! - вспылил он, поворачиваясь ко мне, было видно, что зверь смущен. - Бесят! Как же все твои слова бесят меня! Постоянно извиняешься из-за него, постоянно просишь меня что-то сделать из-за него! - он сжал пальцы, я всхлипнула. Он вздрогнул и снова отвернулся, расслабляя кисть. Конечно же, он прав. Во всем прав. Только вот почему всегда прав только он?
Некоторое время мы молчали, то ли дулись друг на друга, то ли были смущены. Наконец Апостол вернул голову в нормальное положение, так, что я могла видеть половину его лица. Он выглядел немного успокоившимся.
- Когда я соглашался служить тебе, я был готов убивать ради тебя, был готов разрушать города и нести наказание. Я знал, что люди корыстны, жестоки и хладнокровны. Но ты... - он скосил на меня глаза, покраснев. - Ты так и не воспользовалась моей силой. Я мог бы освободить тебя от Льва, Фауста и Ирбиса, но ты молчала и останавливала меня. Даже когда Лев убил тебя, ты помешала мне. Даже когда он пытался убить меня... - он посмотрел на меня. Мы молчали, вспоминая прошлый год. Мне казалось, что я начинала забывать эти ужасные моменты, но теперь боль, страх и обида снова начали оживать в моем сознании. - Тогда ты помешала мне убить его во второй раз, я не понимал тебя, ты предпочла его мне. Для меня это было равносильно твоему самоубийству. Я хотел умереть тогда вместе с тобой, но одна вещь не давала мне покоя... - Апостол протянул вторую руку и легко повернул мое лицо. - Ты была одна в лапах этого чудовища, и это не давало мне умереть.
Я смотрела на его лицо, оно казалось почти спокойным, почти человеческим. Только его глаза оставались звериными. Теми самыми умными и понимающими глазами животного, запертого в клетке. Мне хотелось как-то приободрить его. Может быть, опасение ухудшения настроения уже вошло у меня в привычку? Я разомкнула губы, чтобы сказать ему что-нибудь хорошее, хотя бы раз. Зверь опустил взгляд, заметив движение. На ум ничего не приходило, воспоминания о его недавних словах давили на меня, голова начинала легко кружиться. Наверное, от ощущения полета. Я покачнулась и начала падать.
Апостол поймал мое плечо и перенаправил мое падение на себя. Моя голова легла на его грудь. Я слышала, как тяжелыми толчками его большое сердце перегоняет кровь. Он положил подбородок на мою голову, я почувствовала себя лучше, но подниматься не стала. Мы сидели неподвижно, а ко мне снова вернулись мысли о долге.
- Апостол? - тихо позвала его я.