Когда мы вошли, в кабинете сразу стало очень тесно. Безошибочно угадав, кто к нему пожаловал, ректор поднялся со своего места.
- Господин Маунтен, это господа Арим и Рэндл, они здесь по поручению Ордена высших искусств. Они интересуются... - заговоривший было помощник коменданта замешкался и скосил глаза на меня. В этот момент один из адептов выступил вперед, как того требовал этикет, ударил себя кулаком в грудь. В воздухе появился витиеватый серебряный знак, свидетельствующий о том, что его носитель - маг, специализирующийся на работе с информацией. Мне было почти интересно, кто второй. Между тем первый заговорил:
- Добрый вечер, господин Маунтен. Приношу свои извинения за наш поздний визит, но дело не терпит отлагательств. Нас интересует один из ваших студентов, Сеймор Коулф. Я полагаю, это он? - магик кивком головы указал в мою сторону и тут же снова посмотрел на ректора. - Нам предписано немедленно доставить его в Орден в связи с целым рядом инцидентов, произошедших в городе.
Ректор выслушал его молча. Он держался молодцом - мне казалось, что ему сейчас отчего-то гораздо страшнее, чем мне. Не то чтобы я вовсе не ощущал страха или паники. Просто я вдруг оказался как будто бы отстраненным от своих собственных чувств и ничего не мог с этим поделать.
- Господа адепты... - начал ректор. Но тут заговорил другой посетитель ректора.
- Господа адепты опоздали, - сказал он. - Этот юноша оказался участником событий, Ордена совсем не касающихся. Впрочем, если уважаемый Орден озаботиться оформлением соответствующего запроса, то интересующий его юноша вполне может быть направлен к ним. Несколько позже.
- А, господам из Канцелярии Его величества снова мерещится государственная угроза, - брезгливо заметил адепт.
- Всегда к Вашим услугам, - посетитель слегка склонил голову. Выглядело это почти оскорбительно.
Я наблюдал за перепалкой представителей двух облеченных властью структур с неуместным внутренним ликованием: надо же, они оспаривают меня друг у друга. Я и мечтать не мог о таком интересе к своей скромной персоне, даром что закончиться все это могло довольно удручающе... Задумавшись, я пропустил несколько реплик. Меня вернула к действительности робкая фраза ректора:
- Может быть, юноше лучше еще какое-то время оставаться в училище? Сегодня он весь день провел здесь. Я уверен, мы сможем обеспечить...
Не дослушав, я умилился - никогда бы не подумал, что ректор готов вступиться за меня. Даже если он всего лишь заботиться о репутации училища или о своей собственной судьбе, все равно приятно. Но посетитель из Канцелярии жестко оборвал его:
- Нет. Решение окончательное и оспорено быть не может. С вашего разрешения, я провожу юношу. А господа адепты могут сопроводить нас. Так они могут выполнить свои прямые обязанности. Что же касается возможностей дальнейшего сотрудничества...
Я понял, что судьба моя решена. Что ж, Орден - значит, Орден. Я не был ни в чем виновен, и бояться мне было нечего. Пусть впереди меня не ждало ничего приятного, в итоге справедливость должна восторжествовать.
В сопровождении умопомрачительного эскорта, к которому присоединился еще один посланник Канцелярии, я вышел из училища, и все вместе мы направились к воротам. Я заметил, что за нами наблюдает Боггет, но он стоял очень далеко, и выражения его лица я различить не мог. В широко распахнутых воротах стояло трое стражников во главе с капитаном. Рядом с ними находился комендант, и мне показалось, что за минуту до нашего появления стражники намеревались пройти на территорию училища. Я было решил, что они здесь по распоряжению Канцелярии или Ордена и просто ждут нас, как они преградили нам путь.
- Капитан городской стражи Грон Дейлав, - бодро представился старший стражник. - Прибыл для задержания студента выпускного курса Сеймора Коулфа. Сеймор Коулф подозревается в совершении убийства с отягчающими обстоятельствами.
Надо было видеть лица адептов Ордена и посланников Канцелярии в эту минуту. Как выразительно они вытянулись от удивления! Я так залюбовался ими, что до меня не сразу дошло, что речь идет обо мне.
- Но, позвольте!.. - опомнился первым один из адептов.
То, что было потом, было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Адепты Ордена и посланники Канцелярии пытались втолковать городским стражникам, держащим наперевес алебарды, что студент Сеймор Коулф никак не может быть передан им. Но капитан Грон Дейлав, имевший письменный ордер на мой арест, был непримирим и не желал ни на шаг отступать от устава, предписывающего четкое выполнение полученного приказа. Видимо, это было его жизненное кредо, иначе он не был бы капитаном.
В конце концов компромисс все же был достигнут, и меня препроводили сначала в расположение стражи, а потом сразу же в тюрьму, но не в обычную, городскую, а в ту, что находилась на окраине, - в обнесенную стеной короткую широкую каменную башню, казавшуюся издалека вбитой в землю ударом чьей-то гигантской ладони. К ее основанию жались пристройки, в которых горел свет. Явившиеся за мной в училище представители Ордена и Канцелярии, на какое-то время оставившие меня под присмотром городской стражи, уже ждали внутри: я понял это по экипажам, стоявшим во дворе тюрьмы. Хорошо отдохнувший за день, я бодро шагал вперед. Наверное, мой мозг, опасаясь за свое здоровье, отключил какую-то важную функцию, и я в определенный момент перестал воспринимать происходящее с должной серьезностью и глубиной. Я шел, ничего не страшась и ничему не удивляясь.
Следующие несколько часов я провел в небольшой комнатке с низким потолком, где мне пришлось очень много говорить. Под скрип писчих перьев я снова рассказывал свою историю, прерываясь, чтобы ответить на вопросы, которыми меня бесконечно перебивали, и отвлекаясь на подробности. Представителям стражи, Ордена и Канцелярии, допрашивавшим меня вместе, я рассказал гораздо больше, чем Боггету. Пришлось начать с той ночи, когда мы с Ридой охотились и убили тварь с двумя сердцами, потому что я обвинялся в убийстве Джеффри Миракла, который был найден мертвым прямо в своей лавке. Смерть наступила в результате отравления наперстянкой. А так как сам Миракл перепутать препарат или дозировку никак не мог, смерть его сочли не естественной. При этом довольно быстро выяснилось, что молодые люди из училища, парень и девушка, приходили к нему днем, а потом парень приходил вечером. Меня подозревали в том, что я убил Миракла с целью скрыть что-то - возможно, другое преступление.
Не знаю, поверили ли мне, когда я рассказал про второе сердце, но я был честен. Умолчал я только о Кифе. Во-первых, толком я рассказать о нем ничего не мог: слишком уж странным было его поведение. А во-вторых, то, что он мне наговорил, - теперь я явственно понимал это - могло быть просто выдумкой, созданной специально для простачка вроде меня, и пересказывать все это я попросту не решился. Соврать напрямую я не мог, ложь была бы тут же изобличена теми, кто меня допрашивал. Поэтому мне пришлось просто скрыть часть информации. Нашлись свидетели, видевшие, как я входил в общежитие и даже поднимался в нашу с Ридой комнату перед самым взрывом, и Орден обвинял меня в использовании магии в целях личного спасения. В качестве мага я не был зарегистрирован, а значит, все это время, тайно владея магией, я нарушал государственный закон. Не упоминая о Кифе, я просто настаивал на том, что покинул здание до взрыва - только это почему-то осталось незамеченным.
Что же касается всего, что произошло дальше, я был откровенен совершенно. Я рассказал и о приказе, который услышал, и о попытке вызвать стражу, и, к неудовольствию присутствующих членов Канцелярии, о событиях в особняке канцлера. Меня обвиняли в содействии участникам заговора против Его величества, но тут я ничего не мог пояснить, даже если бы захотел. Повязку с моей руки давно сняли, невидимое для меня заклятье рассмотрели тщательно и не один раз, но ни прочесть его, ни снять, вероятно, не сумели, и в конце концов оставили в покое. Я даже снова перемотал запястье - мне так было спокойнее.