Он позволил себе слегка растянуть губы в улыбке. Меж тем аппарель поднялась, и в нишах кормовой части транспортника включились фотонные свечи. Маркус взглянул на Адамантею. Она и все бойцы ее отделения углубились в молитву, и сестра, касавшаяся лбом рукояти эвисцератора, выглядела так, будто остальной мир для нее исчез. Жизненная сила Адамантеи словно струилась наружу потоками тепла.
«Докажи, что ты достоин, Маркус Амурис».
Внезапно возникшая мысль была настолько отчетливой, словно кто-то нашептал ее миссионеру на ухо. Он кивнул сам себе, трясясь на неудобном сиденье. Тем временем «Носорог» с грохотом спускался по склону, направляясь в лес.
— За мной! — рявкнул кто-то.
Маркус резко пробудился от глубокой дремы и понял, что к нему обратилась Сестра Битвы. Молодое гладкое лицо воительницы уродовал толстый шрам, пересекающий расплющенный нос. Она повелительно махнула болтером в сторону опущенной аппарели. В открытый люк сочился дневной свет. Кроме них двоих, в «Носороге» никого не было. Смущенный тем, что заснул, Амурис моргнул, стряхивая остатки сна, затем расчехлил лазружье, закинул рюкзак на спину и, морщась от покалывания в затекших в ногах, последовал за сестрой.
Аромат хвои и земли показался ему особенно приятным после затхлой вони священных масел и пота, царившей внутри «Носорога». Сестры уже выставили часовых вокруг заглушенных транспортников и проверяли близлежащие заросли.
Маркус шмыгнул носом и утерся ладонью. До сумерек оставался час, но уже заметно похолодало. Белый туман обвил деревья и поглотил величественные высокие сосны, добравшись до самых верхних веток, где сквозь него пробивались лучи угасающего дня. Здесь правила тишина, настолько всеобъемлющая, что Амурису чудилось странное шипение, нечто вроде вокс-помех в воздухе.
Его телохранительница подтолкнула миссионера вперед, и Маркус покрепче сжал в руках лазружье, всем видом показывая, что сохраняет бдительность. Они быстро подошли к старшей доминионке, которая что-то обсуждала с двумя другими сестрами. Охотничью тропу за их спинами перерезал осыпающийся обрыв, вынудивший группу остановиться. Амурис осознал, что лежит впереди, и, невольно дрожа от возбуждения, вскарабкался повыше.
Город Шепотов. Вымершее поселение с руинами имперской базилики. Купола крыш, словно ковер пробитых черепов, развалины домов, пронзенные деревьями-победителями… Завораживающее поле обломков простиралось на многие километры и утопало в океане клубящегося тумана, что сливался с далеким серым горизонтом. Пейзаж из некогда гордых остроконечных башен запятнала и почти целиком скрыла под собою обильная растительность. Жалкую компанию башням составляла мрачная община исполинских статуй, молчаливо размышляющих о вечности и медленно тающих во тьме. Куда ни посмотри, раскинулись очаги безнадежной войны разрушенных символов веры против неумолимого наступления природы.
Но, возможно, кому-то под силу переломить ход сражения, вызволить эти камни из пут языческой земли, заново освятить их во имя Императора?
Маркус видел перед собой не руины города, но редчайшую возможность. Славу, которая сама просится в Руки. Кто бы ни таился в этих краях, он — помеха, и как только Сестры Битвы выкурят отсюда врага, Амурис сможет возродить эту святую землю, распахнуть ее Двери перед просвещенными им же людьми, готовыми приходить сюда с подношениями. Разумеется, в честь Маркуса благодарные жители тоже воздвигнут статуи. Вот и доказательство того, что он достоин. Как же его будут называть? Амурис Бестрепетный? Всемилостивый? Отец Праведников?..
Все та же юная Сестра Битвы схватила Маркуса за руку, стягивая с отвесно растущего дерева, на которое миссионер забрался, чтобы лучше разглядеть разрушенный город. Тот поначалу запротестовал, но потом заметил, как близко находится к краю одного из утесов, окольцевавших поселение. Возможно, в минувшую эпоху тут проходил крепостной ров. Еще раз осмотрев растрескавшийся выступ, который не могли преодолеть «Носороги», Амурис узнал в нем остатки каменного моста: одна из его секций обрушилась и исчезла в туманном ущелье далеко внизу. Похоже, переправа когда-то служила частью огромной галереи, ведущей на верхний ярус богатого вычурного собора. Насколько Маркус мог судить, время пощадило храм. А что это там? Не открытый ли арочный проход, к которому поднимается лестница? А высоко над ней — не остатки ли круглого решетчатого проема, где некогда располагалось громадное окно-розетка?