Вера служила Адамантее истинной броней, самым грозным оружием, наделяла ее мощью для поистине непостижимых подвигов на поле боя. Убежденность, даруемая верой, пылала в сердце каждой Сестры Битвы, поэтому их свирепый и непреклонный дух гнал тела вперед — до тех лор, пока у них не рвались последние мускулы и Император не призывал их к жизни вечной в его свете. Мученичество приносило им бессмертие. Гибель соратниц лишь вдохновляла выживших на еще более великие свершения. Значит, Адамантея и ее Сороритас не могли умереть по-настоящему, ибо их вера пылала неугасимым огнем.
Маркусу оставалось лишь восхищаться крепостью веры доминионки. По его лицу потекли слезы. Демон силился сокрушить Сестру Битвы, заставить говорить, но с тем же успехом мог выжимать слова из камня. Бешено взвыв, существо вновь швырнуло ее на пол, и от удара во все стороны разлетелись фрагменты силовой брони.
Склонившись над раненой женщиной, тварь раздулась, впитав последнюю порцию плоти из купели, в которой стояла. Смятый наплечник Адамантеи со звоном упал на пол. Обливаясь кровью, она пыталась подняться, цепляясь пальцами за обломок колонны, разбитой ее же телом. Демон взирал на жалкую смертную перед собой, и Маркус чувствовал, как внутри существа сталкиваются волны ненависти, как разгорается сдерживаемая адская ярость.
Адамантея еще карабкалась на обломанный столб, когда тварь внезапно окатила ее огнем. Неистовый пожар бурлил и расширялся, пока все вокруг не заволокли клубы пламени.
Маркус скрючился неподалеку от колонны. Он зажмурился, скуля от опаляющего жара, но продолжал видеть то же, что и демон: беснующийся хаос огня, призванного испепелить воительницу за ее гордость.
Из пламени выпрыгнуло создание, вытянувшее пальцы наподобие тигриных когтей. Огонь чудесным образом не причинил Адамантее никакого вреда: казалось, ее вера обратила жгучий вихрь в легкий ветерок.
Воительница спикировала на грудь демона и схватила торчащую рукоять эвисцератора. Меч пробудился с ревом, исторгнув новый фантан ихора из раны. Адамантея, волоча за собой клинок, соскользнула по туловищу отшатнувшейся твари. Плоть разошлась, как расстегнутая молния, и хлынул потоп из крови и ошметков мяса.
Доминионка приземлилась на край купели. Нутро демона опорожнилось на воительницу. Адамантея рубила чудовище на куски, отсекая конечности, и те растворялись в воздухе, а эвисцератор продолжал смертельную пляску.
Как только голова демона опустилась в зоне досягаемости, Сестра Битвы нанесла решающий удар.
Взгляд Маркуса в очередной раз заволокло тьмой. Ощутив резкое головокружение, он потерял сознание.
Когда Амурис очнулся, он увидел рядом с собой трех Сороритас, стоявших на коленях. Они произносили очистительные молитвы, прося о возвращении света Императора в оскверненные стены города. Они не прервали литаний, даже когда Маркус вдруг закричал от нестерпимой боли. С ужасом посмотрев на свои руки, он увидел, что кожа на костях шевелится, обвиваясь вокруг пальцев, словно дым. Он коснулся лица, и плоть на подушечках растеклась, как расплавленная смола. Понимание, что сотворило с ним прикосновение демона, обрушилось на миссионера, будто удар молота. От жутких страданий он съежился, содрогаясь в рвотных позывах.
— Сестра Адамантея? — позвал Амурис.
Его голос, некогда зычный, прозвучал как отрывистый хрип.
Старшая доминионка, измазанная в крови и скверне, преклонила колени рядом с горсткой своих выживших сестер. На черном от сажи лице взгляд суровых зеленых глаз казался особенно пронзительным. Горжет воительницы раскололся, вокс-решетка отвалилась, и стал виден неболыпой кибернетический разъем в глотке, окружении рубцами.
— Выслушаешь ли ты мою исповедь? — спросил Маркус. Ощутив, что на шее у него все еще висит шнур с когтем, он снял талисман и протянул Адамантее. — Надень это перед тем, как вернуться в деревню. Исполни охотничий обет вместо меня. Так ты обратишь этот мир к свету.
Со спокойным видом она взяла амулет. Затем коснулась шрама на горле, недовольно скривившись оттого, что не может ответить вслух.
— Superbia vocat corruotionem, — слабеющим голосом произнес Маркус. — Воистину, гордыня ведет к разложению. Себялюбие и амбиции затмили мою любовь к Трону. Прости меня, сестра.