Римская империя при Флавиях продолжала свою неумолимую экспансию, и финансированию «проекта Колизей», несомненно, очень помогло разграбление Иерусалима в 70 г. Римские легионы аннексировали север Англии, покорили Уэльс, продвинулись в Шотландию и даже, под водительством гениального военачальника Агриколы, начали вторжение в Ирландию. И везде проводили политику «романизации» – римская культура и римские институции внедрялись на самых дальних окраинах империи. Однако на мрачной изнанке римской цивилизации можно прочесть слова, которые Тацит (зять Агриколы) вложил в уста британского командира Калгака, сражавшегося с римлянами в Шотландии в 83 г. Калгак призывает своих соплеменников дать отпор этим ненасытным «расхитителям всего мира», которые вторглись на их остров. «Отнимать, резать, грабить, – восклицает он, – на их лживом языке зовется господством; и, создав пустыню, они говорят, что принесли мир» [22] [1].
Через два месяца после того, как Тит сменил отца на посту императора, он столкнулся с одним из самых известных в истории природных бедствий: извержением Везувия. Гигантский вулкан время от времени выплевывал из своих недр огонь и пепел, но катастрофа 79 г. была чем-то до того невиданным. Считается, что число погибших достигло 16 000, и в каком-то смысле оно не так велико, учитывая, что в Помпеях могло проживать около 30 000 человек, плюс еще 5000 в Геркулануме. У людей, однако, было время уйти – вероятно, день или два, – ведь гигант грохотал, дымил и сотрясал их дома перед тем, как взорваться.
Короткое правление Тита омрачил не только Везувий, но и пожар 80 г., который снова уничтожил в Риме множество зданий, включая Пантеон Марка Агриппы, построенный столетие назад. «Я погиб», – якобы воскликнул Тит, наблюдая за бесчинствующим огнем: он хорошо знал, какую роль Великий пожар 64 г. сыграл в падении Нерона. Умереть ему было суждено действительно скоро, в сентябре 81 г., либо от вспышки чумы – вот еще одно бедствие, постигшее Рим, – либо от руки родного брата 30-летнего Домициана, вскоре ставшего императором (ходили слухи об отравлении). Подобно Юлиям-Клавдиям, Домициан хорошо начал, запустив в Риме строительную программу и расширив границы империи (захватив значительные территории в Британии). Но вскоре – опять же, как Юлии-Клавдии – он превратился в помешавшегося на власти деспота и, по утверждению Светония, у всех вызывал лишь страх и ненависть. Его паранойя зашла так далеко, что галереи во дворце были покрыты отражающими поверхностями, чтобы вовремя заметить крадущихся сзади убийц. И все равно они до него добрались: в сентябре 96 г., продержавшись у власти 15 лет, император был убит в своей спальне, во время дневного сна.
Могло показаться, что вернулись темные времена Юлиев-Клавдиев, однако на самом деле, наоборот, наступил золотой век Римской империи: «Пять хороших императоров» последовательно правили почти все грядущее столетие – время наивысшего ее расцвета и успеха. В отличие от Флавиев и Юлиев-Клавдиев, эти люди в основном не имели родственных связей, а если имели, то очень отдаленные. Их выбирали или продвигали по службе благодаря способностям или личным качествам, а не крови или кровопролитию. Система дала сбой, только когда власть стала снова передаваться по наследству.
Первым «хорошим» императором был Нерва, опытный политик, бывший советник Нерона. Он оказался способным и благожелательным руководителем, сенату нравилось, что на монетах при нем чеканились обнадеживающие слоганы: «гражданские свободы», «равенство» и «справедливость». Умер Нерва в начале 98 г., пробыв у власти всего полтора года и не оставив детей. Однако он решил проблему преемника, усыновив высокого красивого 45-летнего военного из Испании, служившего наместником в Верхней Германии. Звали его Марк Ульпий Траян (больше известный как Траян).
Траян стал величайшим римским правителем со времен Августа, и, пожалуй, лучшим из всех. «Страдания наши остались в прошлом, – ликовал Плиний Младший в своей речи в 100 г., – времена изменились» [2]. Он подчеркивал, что Траян правил как гражданин, а не тиран, был скромным и вежливым, приветливым и человечным, внушал симпатию и радость, а не ужас и ненависть, как его предшественники. Сенат присвоил ему официальный титул Optimus Princeps («Лучший правитель»), а последующих императоров сенаторы приветствовали словами felicior Augusto, melior Traiano («Да будет он удачливее Августа и лучше Траяна»). При нем Римская империя достигла величайшего, самого немыслимого территориального размаха: она простиралась от севера Англии до берегов Каспийского моря и Персидского залива.