Василий Головачев
Владыки
Автоматические видеокамеры высокой капсулы метеопатруля, обозревающие просторы европейской тайги, включились именно в тот момент, когда двухкилометровая башня хроноквантового ускорителя внезапно вспыхнула голубым мигающим светом, с ее вершины сорвалась в небо исполинская молния, вздрогнула земля, чудовищный вихрь ударил во все стороны от стен башни, вырывая с корнем сотни и тысячи деревьев. На крыше башни набухла опухоль светящегося тумана, пролилась по стенам на землю, и покатился кольцевой вал голубого пламени по лесу, оставляя за собой выжженную, спекшуюся от небывалого жара лесную почву...
Булькающий гул, грохот и невероятный свистящий вой раскатились по холмам и равнинам на многие десятки километров вокруг, будя спящих, вызывая у бодрствующих недоумение и тревогу...
Здание лаборатории времени возле башни ускорителя уцелело, но выглядело странно – стены будто покрыли белой светящейся краской, провалы же окон в них были черными. Башня перестала светиться, потемнела, вершина ее потеряла плотность, превратилась в зыбкий дрожащий столб, исчезающий на высоте двух с половиной километров. Гул стих, и на ночную землю, в уцелевшие леса пришла неестественная тишина...
Запись кончилась.
Ромашин посмотрел на собеседника.
Павел Жданов сидел совершенно неподвижно, в устремленных на выключенный проектор желтых глазах читалось непробиваемое спокойствие.
Он был высок, благодаря развитой мускулатуре выглядел массивным, форму инспектора носил с подчеркнутым щегольством. Лицо его казалось несколько замкнутым, лишенным мимики, – Ромашин отнес это на счет долгой работы в пространстве, вне больших человеческих коллективов.
– Управление [1] из-за этого переведено на режим бедствия? – Павел кивнул на проектор.
– Да, – подтвердил Ромашин. – Хотя внешне масштабы катастрофы не впечатляют.
– Прошу прощения, но мне не очень ясно, почему вызвали именно меня. Разве у земного сектора мало специалистов нужного профиля?
Павел удивлялся не зря. Он был инспектором безопасности дальних космических экспедиций, а Игнат Ромашин возглавлял отдел безопасности научных исследований УАСС Земли – служба одна, но разные направления, объекты, задачи. И вдруг Павла вызывают в Центр, отстраняют от прежней работы и приглашают в наземный сектор...
– Попробую объяснить. – Ромашин изменил позу, на миг задумался, не отводя глаз. – Во-первых, у вас за плечами десятилетний стаж работы в космосе, а космос воспитывает в человеке умение мыслить раскованно, не стандартно, не стереотипно. Во-вторых, по образованию вы физик, что немаловажно; в-третьих, незаурядный спортсмен. Есть и в-четвертых, но об этом поговорим отдельно.
– Звучит интригующе.
– Увы, я вынужден говорить туманно, особенно в той части, что касается выбора вашей кандидатуры. Вернемся к главному. Я введу вас в курс дела, дам связь, код выдачи информации. Будете работать по своим планам и своими методами. Сразу отмечу, параллельно с вами будут работать и уже работают другие группы нашего отдела. Пусть это вас не смущает, дублирование неизбежно – положение дел требует исключительных мер, которых не знает пока никто... Главными консультантами для вас будут Атанас Златков, бывший заведующий лабораторией времени, и инженер-хрономеханик Игорь Марич, непосредственный участник эксперимента. Он – единственный, – Ромашин снова изучающе взглянул в глаза Павла, – кто остался жив из персонала лаборатории. Вы видели, как это произошло. Последствия катастрофы плачевны. Повреждена орбитальная станция дальнего обнаружения – она в момент эксперимента проходила над лабораторией. Вокруг башни хроноквантового ускорителя, мы называем ее Стволом, лес и все остальное уничтожено в радиусе двадцати километров. Нарушен тепловой баланс региона. К Стволу подойти невозможно из-за «хронопены» – темпоральных эффектов. Здание лаборатории уцелело, однако и в него проникнуть никому до сих пор не удалось.
Ромашин замолчал. Павел, помолчав тоже, проговорил:
– Извините, но я все же не понимаю, чем вызван режим бедствия. Эксперимент не удался, произошла катастрофа, нужно провести расследование причин, устранить последствия... так? Обычная формула работы линейных отделов Управления. Где здесь работа для безопасников?
– Эксперимент не просто не удался, он вышел из-под контроля! Хроноген – генератор реакции хронораспада – «провалился» в прошлое на сотни миллионов, а может быть, и на миллиарды лет, но главная беда в том, что Ствол неустойчив, колеблется во времени. Возможно, генератор продолжает работать и уходит все глубже в прошлое. К чему это может привести, неизвестно. Ваша задача – выяснить степень вины самих участников эксперимента.
Павел безмолвно переваривал сказанное, у него уже скопилось немало попутных вопросов по мере того, как собеседник продолжал рассказ, но высказывать их вслух было преждевременно.
– Запишите код информационного канала нашего отдела. – Ромашин продиктовал семизначное число. – Вопросы ко мне есть?
– Могу я начать работу сегодня?
– Можете, я только что хотел просить вас об этом. Ваш кабинет рядом, комната двести семь...
Пройдя к себе и осмотревшись, Павел сделал вывод, что кабинеты любой организации стандартны до тех пор, пока не приобретут отпечаток личности владельца. В этом работал, очевидно, кто-то назидательно-угрюмый, пожилой, любящий порядок и дисциплину. Эдакий педантичный зануда с лысиной в полчерепа.
На стене висели два листка пласт-папира. На первом красовалась надпись: «Прежде чем сделать – подумай!», на втором – пункт номер тринадцать Инструкции УАСС, именуемый в просторечии «СРАМ» – «сведение риска к абсолютному минимуму». Интересно было бы взглянуть на прежнего хозяина кабинета, неужели у них в отделе есть такие личности? Впрочем, хозяином мог быть и новичок, стажер, заучивающий инструкцию наизусть.
Павел заглянул в кабину таймфага: пусто, чисто, на стенке карта станций выхода, на другой – крохотная панель с одним-единственным индикатором и сенсором включения, игла указателя перемещения. Вставляешь иглу в гнездо на карте, дуешь на сенсор, и ты – за тысячу километров отсюда, или за миллион, а то и за сто световых лет...
Павел сел за лупы координатора, посмотрел на часы и повернул ключ подачи питания.
С высоты в пять километров колонна хроноускорителя выглядела блестящей белой трубой, из которой струилось марево нагретого воздуха. Труба торчала посреди черной холмистой равнины, рассеченной надвое голубоватым лезвием реки. На равнине кое-где в низинках сохранились останки деревьев, обугленные пни, угрюмо отблескивали перламутровой глазурью оплавленные остовы зданий. Пятиэтажный куб лаборатории у стены Ствола выделялся на черно-сером фоне неестественной фарфорово-снежной белизной.
– Эра Больших и Могучих Дел... – пробормотал сосед Павла.
Инспектор покосился на него. Среднего роста, жилист, малоразговорчив, лицо жесткое, в оспинах мелких шрамов, глаза темно-карие, почти черные, зеркало натуры волевой и уверенной в себе. Инженер-хрономеханик Игорь Марич. Впечатление такое, будто его неотступно гложет какая-то мысль.
Их познакомил в кабинете Павла Ромашин, и они сразу направились к месту происшествия: до Брянска таймфагом, оттуда в район катастрофы на патрульном куттере.
На панели управления мигнул желтый огонек, звякнул сигнал вызова. Марич, сидевший на месте пилота, тронул сенсор связи.
– Контроль-два, – раздался в кабине грассирующий баритон. – Борт-икс, вы находитесь в зоне работы аварийно-спасательной службы. Ответьте на волне «триста».
– Все в порядке, второй, – ответил Марич в желудь микрофона над плечом куртки. – Машина инспектора Жданова, отдел «Б».
– Включите автоответчик, иначе вас будут запрашивать каждую минуту. Спокойной работы.