Тем не менее существовало одно препятствие. Средняя часть и высоты Яникула были местом нахождения римского гарнизона, и Гнею Октавию хватило здравого смысла направить тех волонтеров, которых он смог набрать в городе, для усиления Яникулской крепости. Так что между армией Цинны (которая перешла реку по Мульвийскому мосту) и теми силами, что должен был привести Марий из Остии, стояла эта грозная крепость с ее несколькими тысячами защитников и превосходными укреплениями, отремонтированными в те времена, когда германцам так нравилось опустошать Италию.
Казалось, что наличия такого неприступного гарнизона на дальней стороне Тибра было недостаточно, но тут появился Помпей Страбон из Пицена со всеми своими четырьмя легионами. Они заняли позиции, не доходя Коллинских ворот. За исключением легиона из Нолы, возглавляемого Серторием, только войска Помпея Страбона имели богатый опыт участия в боевых действиях и, таким образом, представляли главную и наиболее опасную силу. Лишь Пинцийский холм с его садами отделял Помпея Страбона от Сертория. Шестнадцать дней Цинна сидел за укрепленным частоколом и ожидал атаки Помпея на один из трех своих лагерей; он, естественно, предположил, что Помпей постарается напасть до прихода Гая Мария. Квинт Серторий основательно окопался в лагере Марция. Но ни один из противников не двигался и не пытался что-либо предпринять.
Тем временем Марий продвигался вперед, не встречая никакого сопротивления. Подстрекаемая к этому собственным квестором, Остия распахнула ворота, как только показалась армия Мария. Его были готовы приветствовать с радостью и с широко открытыми объятиями, как героя, но этот герой повел себя с жестоким безразличием и позволил своей армии, состоявшей главным образом из рабов или вольноотпущенников (что было одним из тех факторов, которые так возмутили Сертория во время его посещения Мария), разграбить город. Марий был ко всему слеп и глух и даже не пытался пресечь безумство и жестокость своего разношерстного войска; его внимание и энергия были прикованы к тому, как перегородить устье Тибра, чтобы полностью перекрыть путь баржам с зерном, которые снабжали Рим. Даже когда он был готов отправиться маршем по Кампанской дороге в Рим, то и тогда ничего не сделал, чтобы облегчить страдания Остии.
Этот год в Центральной Италии выдался засушливым и, оставшегося от прошлогодней зимы снега на вершинах Апеннин было крайне мало. В результате чего уровень воды в Тибре понижался, и многие из небольших притоков, которые питали его на протяжении всего течения, высохли прежде, чем закончилось лето. Конец октября в этом году фактически оказался границей между летом и осенью, погода все еще стояла очень жаркая, когда все эти небольшие армии сошлись вокруг Рима, окружив его с трех сторон. Африканский и сицилийский урожаи уже созрели, но корабли, которые поставляли пшеницу, только начали прибывать в Остию; зернохранилища Рима были почти пусты.
Эпидемия разразилась вскоре после прибытия Помпея Страбона к Коллинским воротам и быстро распространилась среди людей его легионов, так же как и в самом городе. Все были испуганы появлением различных видов желудочной лихорадки. Однако ее появление вовсе не было странным, потому что солдаты Помпея Страбона брали воду для питья, загрязненную благодаря тому же самому небрежному устройству санитарных мест, которое заметил Квинт Помпей Руф в лагере под Ариминумом. Когда источники и ключи в самом городе, на Виминале и Квиринале также оказались загрязнены, некоторые из жителей этого района пришли, чтобы увидеть Помпея Страбона и упросить его привести в надлежащий порядок выгребные ямы своих легионов. Помпей Страбон не был бы Помпеем Страбоном, если бы не отослал их прочь, сопроводив грубыми замечаниями о том, что они могут делать со своими собственными экскрементами. Ухудшало положение и то, что от Мульвийского моста и Тригариума все берега Тибра провоняли людским дерьмом и были непригодны для того, чтобы остановить распространение эпидемии. Три лагеря Цинны и весь город вынуждены были использовать Тибр как сточную канаву.