Пристав приказал околоточному сдать младенца в воспитательный дом, «но тут выступил вперед один из обывателей, приглашенных в качестве понятых, — соседний домовладелец Михаил Дорошевич:
— Дозвольте мне взять ребенка к себе».
Михаил Родионович Дорошевич и его жена не имели детей и потому были рады брошенному младенцу. Они усыновили его. «Усыновление, — рассказывает далее Наталья Власьевна, — прошло быстро и без хлопот, потому что у Соколовой не было в этом городе ни одной знакомой души. Ребенок получил фамилию Дорошевич».
В общем, по словам Натальи Власьевны, «в одну прекрасную ночь» ее бабка «из Москвы исчезла с грудным младенцем на руках и оказалась в Западном крае. Там она сняла квартиру под вымышленной фамилией и прожила недолго — месяц или полтора… Соколова уехала, как оказалось, за границу». После возвращения в Москву, продолжает рассказ Наталья Власьевна, ее больше никто не беспокоил. Наладились ее дела. Она принялась искать в приютах своего ребенка. И однажды случайно, проходя мимо дома Дорошевичей и увидев в саду играющего ребенка, поняла, что это ее сын. Соколова потребовала возвратить ребенка. «Началась тяжба между нею и Дорошевичем, с массой всяких перипетий»: мать буквально похищала Власа, судебный пристав возвращал его приемным родителям.
Тяжба, по словам Натальи Власьевны, тянулась почти десять лет.
Пусть поверит читатель, мне не доставляет никакого удовольствия опровергать сообщаемое дочерью Дорошевича, я преклоняюсь перед этой самоотверженной, преданной памяти своего отца женщиной. Но что же делать, если многому из ее рассказа перечат факты, документы? К сожалению, некритическое использование ее воспоминаний уже стало своего рода печальной традицией[40]. Напомню еще раз, что воспоминания диктовала незадолго до смерти тяжело больная женщина, страдания которой облегчались уколами морфия. К тому же Наталья Власьевна в детстве и ранней юности жила и воспитывалась вдали от отца. Когда Влас Михайлович умер, ей было 17 лет. А в год смерти бабушки, Александры Соколовой, она и вовсе была девятилетним ребенком. Совершенно очевидно, что она мало знала о тайне рождения и детских годах своего отца. Приемного отца Власа Михаила Родионовича она ошибочно называет Михаилом Ивановичем, а родного, Сергея Соколова, — Александром. Очевидно и такое противоречие: если Соколова бросила Власа в некоем городе В. Западного края, где его взяли на воспитание супруги Дорошевичи, то как же впоследствии она могла найти сына у них же в Москве? Есть у нее и абсолютно ничем не подтвержденное сообщение о том, что Дорошевич якобы был студентом Московского университета.
В любом случае, архивные документы говорят о том, что сына своего Соколова оставила в Москве, где он был крещен и назван Власием 19 марта 1865 года, спустя два с половиной месяца после рождения, т. е. тогда, когда находился у родной матери. Следовательно, не было и необходимости оставлять записку при восьмимесячном малыше с просьбой окрестить его и дать имя. Если и была записка, то она, скорее всего, извещала о том, что ребенок крещен и назван Власом.
Те же документы свидетельствуют, что, бросив сына в августе, Соколова объявилась в Москве уже в декабре и тогда же подписала документ о добровольном отказе от своих материнских прав на Власа. Не было и десятилетней тяжбы из-за мальчика. В феврале 1876 года Михаил Дорошевич подает прошение об усыновлении, а в апреле получает отказ, в котором говорится, что оно не может быть удовлетворено «за силою 145-й и последующих статей Св. Зак. Т.Х. (часть 1), издание 1857 г., и неоднократных Высочайших повелений об оставлении подобных ходатайств без последствий»[41]. Выходит, не было и немедленного усыновления Власа Дорошевичами после того, как они взяли ребенка к себе.
Мы еще вернемся к истории усыновления Власа четой Дорошевичей, а пока попробуем порассуждать на следующую тему: откуда взялись эти детективно-романтические подробности («политическая история», город В. в Западном крае — Витебск или Вильно, — записка с именем Блеза и проч.) в рассказе Натальи Власьевны? Она ведь была серьезным человеком, журналистом, привыкшим к точному изложению фактов. Конечно, что-то можно отнести на счет отрывочности, неполноты, наконец, путаности сведений о детских годах отца, которыми она располагала, наверняка сказалась и аберрация памяти, вызванная болезнью. Тем не менее в «Жизни Власа Дорошевича» имеется существенное указание, отсылающее к источникам, призванным подтвердить рассказ дочери: «Вся эта история рассказана им самим в нескольких фельетонах, маленькими отрывочками, в разных местах; подробно она никому не известна».
40
Справедливо отмечая «непринужденность стиля и редкое умение немногими словами передать характерные приметы времени», М. О. Чудакова переоценивает воспоминания Натальи Власьевны об отце, предполагая, что они являются «наиболее полной, по-видимому, его биографией» (Беседы об архивах. М., 1975. С. 194). «В воспоминаниях Натальи Власьевны много досадных неточностей и ошибок, которые перекочевали затем в работы исследователей творчества В. Дорошевича», — справедливо отмечает Н. А. Прозорова (К биографии А. И. Соколовой. С. 165). В качестве примера исследовательницей указана вступительная статья А. П. Карелина к «Рассказам и очеркам» Дорошевича, вышедшим в издательстве «Современник» в 1986 и 1987 гг. Но если в статье Карелина неверно подаются лишь отдельные факты, то глава о Дорошевиче в книге А. Г. Менделеева «Жизнь газеты „Русское слово“. Издатель. Сотрудники» (М., РОССПЭН, 2001), рекомендованной «преподавателям и студентам факультетов и отделений журналистики», в значительной степени построена на использовании «произвольных» воспоминаний Натальи Власьевны как достоверной фактической основы. Впрочем, книга Менделеева в целом представляет собой редкое собрание невероятного числа ошибочных утверждений. Массу не только биографических ошибок, но и очевидных несуразностей содержит предисловие Ст. Никоненко к тому Дорошевича, вышедшему в «Антологии сатиры и юмора России XX века» (см.: Король фельетона//Влас Дорошевич. М., Эксмо, 2006). Автор, к примеру, сообщает, что знаменитый фельетонист «получил отчество от приемного родителя» М. И. Дорошевича. А фамилию от кого? Том, кстати, далеко не лучшим образом представляет наследие Дорошевича-сатирика и юмориста.