Гиммлер спокойно дослушал яркую, темпераментную речь Власова. Видно было, что речь эта произвела на него благоприятное впечатление. Рейхсфюрер хорошо понимал теперь Хейди Биленберг. Ему и самому импонировал Власов. Но иначе и не могло быть… Человек, предлагающий совершить чудо, чтобы спасти тебя, не может не импонировать…
— Господин генерал,-сказал Гиммлер, когда Власов замолчал. — Пожалуйста, откройте мне ваши взгляды на сегодняшнее военное положение.
— Я могу вам заранее предсказать дальнейшие операции Красной армии. Я следил за ней ежедневно за все время моего плена, я делал эти предсказания, но никто меня об этом не спрашивал. Каждая насильственная система имеет свои слабости, также и коммунистическая. Она очень негибка и чувствительна ко всему неожиданному…-Тут Власов сделал паузу и оглянулся, как бы ища карту, но не нашел и, возвысил голос: — Вот такой неожиданностью для большевиков было бы создание национальной, освободительной армии! Дайте мне необходимую русскую силу! Я все время был против того, чтобы многочисленные батальоны, сформированные из моих соотечественников, перебрасывались во Францию, на западный фронт или в любые другие места. Теперь они попали под волну англо-американского наступления. Они должны бороться, а за что — они сами не знают. Они разрозненны, они разбиты. А ведь вы можете их срочно собрать, поставить под мою команду и положить этим начало большой освободительной армии!… Еще не поздно, господин министр. Еще не поздно! Находящихся в Германии русских людей достаточно для армии в миллион и больше человек — не только в лагерях военнопленных, но, главным образом, там, где около шести миллионов моих земляков работают на оборону Германии. Из них вы всегда можете создать костяк настоящей армии, которая может кардинально изменить положение на Востоке. Если вы мне дадите свободу действий, мне легко созвать людей. Но помните, что только я, русский, могу призвать их под знамена. Ни один немец это сделать не может, так как именно вас всех обвиняют во всех перенесенных и переносимых страданиях и унижениях.
Власов опустил голову и, немного помолчав, почти [228] выкрикнул:
— Огромный военный материал, которым вы располагали, теперь уже большею частью бессмысленно растрачен во Франции. Все же я прошу вас, господин министр, дайте мне оружие, оружие!
Он раскраснелся, его глаза сверкали из-за стекол очков.
Если и потребовалось бы сыграть роль вождя, русского фюрера, едва ли кто-то сделал бы это лучше.
Гиммлер выждал паузу, как и подобает настоящему фюреру, затем бесстрастно, почти равнодушно произнес:
— Господин генерал! Я разговаривал с фюрером. С этого момента вы можете считать себя главнокомандующим армией в чине генерал-полковника. Вы получите полномочие собрать офицеров по своему усмотрению, до чина полковника. Только, что касается ваших генералов, я должен попросить доставлять ваши предложения начальнику кадров немецкой армии. Все, что вы мне рассказали, в высшей степени интересно… Я п-ридерживаюсь мнения, теперь, выслушав вас, что, конечно, существует возможность формирования армии. Как главнокомандующий резервами, я имею в своих руках средства для того, чтобы это сделать. Но, к сожалению, эти средства ограничены. Возможно, что вы найдете достаточно людей, но мы не должны забывать, что те, кто устремится в вашу армию, оставят за собой пустые места на наших заводах. Мы же не смеем разрешить себе снизить продукцию нашей промышленности! Однако все же решающим вопросом является вооружение. Я могу пойти на формирование первых двух дивизий. Было бы крайне некорректно с моей стороны обещать вам сегодня больше и затем сокращать свои обязательства. Будете ли вы, господин генерал-полковник, удовлетворены моим предложением-приступить теперь к формированию только двух дивизий? Если да, то я немедленно отдам соответствующие приказания.
— Господин министр! Я принимаю во внимание существующие препятствия. Но я не теряю надежды, что две дивизии-это только скромное начало, так как вы сами знаете, что одни вы не сможете пробить стену головой. Поэтому расширение формирования — в наших обоюдных интересах.
— Конечно, конечно!-весело воскликнул Гиммлер. — Наши арсеналы в данный момент из-за переноса нашей промышленности очень скудны. Но, верьте, это скоро изменится, главным образом, благодаря работе и испытаниям над новым оружием, о котором вы не могли не слышать и которое сыграет решающую роль в войне… Сами понимаете, что я не могу вдаваться в подробности…
— Несмотря на то что русские части во Франции разрознены и разбиты, я считаю своим долгом еще раз подчеркнуть необходимость собрать их и реорганизовать…
— Конечно, конечно. Это, само собой разумеется… [229]
— Эти ваши слова я принимаю с благодарностью к сведению, но одновременно принимаю их как обещание прекратить распыление национальных русских сил в Германии. Если мы хотим победить Сталина, то это будет невозможно, если и дальше «восточное министерство» будет делать что ему заблагорассудится, разбивая наши силы на разные сепаратистские группы и комитеты. Эти группы управляются честолюбивыми людьми, которым все равно, что они ведут людей бороться за чужие интересы… Если нам удастся добиться освобождения России, то само собой разумеется, что там, именно в России, будет предоставлена возможность украинцам, кавказцам и другим решить, хотят ли они, чтобы их государства стали независимы, или они желают остаться членами великой России. Я почти уверен в исходе подобного выбора и в том, что те силы, которые при помощи «восточного министерства» и других немецких учреждений уже заранее пытаются оторвать национальности от великой России, ни в коем случае не найдут отклика среди самого народа этих частей моей родины. Наш народ понятия не имеет о созданных здесь своих «вождях». Национальные республики уже давно соединены в экономическом плане всерусской государственности. Это мое убеждение. Конечно, я могу ошибаться, но, во всяком случае, мы должны начинать с этой платформы: совместной, честной борьбы против Сталина, за свержение его режима… Мне известно, господин министр, что вашей главной идеей является новая Европа и что ваши эсэсовские части состоят из представителей разных европейских народов. Они сегодня борются плечом к плечу, дружно, без споров. Будущий же, новый порядок можно создать только тогда, когда победа будет достигнута. Если я при вашей помощи смогу свергнуть Сталина и его режим, то я знаю, что за эту услугу в будущем мне придется принести некоторые жертвы. Возможно, что когда-нибудь мы станем перед проблемой уничтожения старых границ и начертания новых. Возможно, что в будущей «общей Европе» Украина станет равноправным членом, но она при этом не сделается сепаратистской частью России. Но обо всем этом мы будем говорить только после совместно достигнутой победы, на принципах взаимопонимания и полного равноправия.