В РККА награжден медалью «XX лет РККА» № 012543 и различными именными подарками. За правительственную командировку представлен к награде орденом СССР.
В старой царской армии и белой армиях не служил, в плену и на территории, занятой белыми, не проживал.
В ВКП(б) вступил в 1930 г., принят дивизионной парткомиссией 9-й Донской стрелковой дивизии. Партбилет № 0471565. Проводил агитмассовую работу, неоднократно избирался членом партийного бюро школы и полка. Был редактором школьной газеты. В общественной работе всегда принимал активное участие. Был избран членом военного трибунала округа, членом Президиума районных организаций Осоавиахима и друг.
Партвзысканий не имел. В других партиях и оппозициях никогда нигде не состоял и никакого участия не принимал. Никаких колебаний не имел. Всегда стоял твердо на генеральной линии партии и за нее всегда боролся.
Органами советской власти по суду никогда не привлекался. За границей не был».
Вот такая автобиография на 16 апреля 1940 года. О чем можно судить, читая ее? Во-первых, о происхождении: вкалывал парень с пеленок. Хозяйство было «середняцкое», а сыновей у отца — только двое. Из хомутов ребята не вылезали. Днем в поле, а ночью за портняжничеством — так жил отец. Однако школу будущий генерал Власов окончил. Башковитый был, видно, пацан, если отец и старший брат отмусолили ему свои кровные, добытые потом и мозолями рублишки и отпустили из хозяйства на учебу. На дураков в деревне не тратятся, если не видят, что действительно растет Ломоносов. И надо быть очень башковитым парнем, чтобы в 15 лет «деревенщине» заделаться репетитором в богатых домах просвещенного Нижнего Новгорода. Между прочим, каждую церковно-приходскую школу, по всем тогдашним уставам, напрямую курировало конкретное духовное училище, а каждое духовное училище — конкретная духовная семинария, каковых на всю Россию было одиннадцать… Отбор в духовное училище шел уже в церковно-приходской школе на всем протяжении учения в ней, а в духовную семинарию — в духовном училище. Денег у этих учебных заведений было негусто, потому отбирали и рекомендовали «наверх» самых талантливых.
Главным и единственным принципом воспитания и обучения во всех этого рода учебных заведениях было: «Начало мудрости — страх Господень» (Пс. 10, 10) — то есть что благочестие есть краеугольный камень образования и воспитания истинно христианского. Церковь учит: первое, что необходимо для благочестия, — это истинная, святая вера. Но для благочестия мало одной веры: необходимо исполнение в жизни требований этой веры. Христианство наставляет, что «вера без дела мертва». Нехристиане, гласит церковь, не могут проявлять истинного благочестия. «С одной стороны, они не имеют истинной и святой веры, а потому не могут исполнять ее предписаний; с другой стороны — они лишены и благодатной помощи, которую христиане получают через веру во Христе». Жестко? Бескомпромиссно? Да, жестко, да, бескомпромиссно. Но таков был моральный и духовный фундамент у будущего генерала Власова, заложенный в него с младых ногтей, впитанный с молоком матери, о набожности которой по деревне ходили легенды: «Только с богами своими и знается». И еще: «Кто Богу не грешен, царю не виноват».
Есть у Ильи Эренбурга такая книжка «Люди, годы, жизнь». Вот что он пишет о Власове:
«Пятого марта 1942 года я поехал на фронт по Волоколамскому шоссе. Впервые я увидел развалины Истры, Ново-Иерусалимского монастыря: все было сожжено или взорвано немцами…
Я проехал через Волоколамск. Возле Лудиной горы в избе помещался КП генерала А. А. Власова. Он меня изумил прежде всего ростом — метр девяносто, потом манерой разговаривать с бойцами — говорил он образно, порой нарочито грубо и вместе с тем сердечно. У меня было двойное чувство: я любовался, и меня в то же время коробило — было что-то актерское в оборотах речи, интонациях, жестах.[8] Вечером, когда Власов начал длинную беседу со мной, я понял истоки его поведения: часа два он говорил о Суворове, и в моей записной книжке среди других я отметил: «Говорит о Суворове как о человеке, с которым прожил годы.[9]
На следующий день солдаты говорили со мною о генерале, хвалили его: «простой», «храбрый», «ранили старшину, он его закутал в свою бурку», «ругаться мастер»…
…До трех часов мы проговорили: вернее, говорил Власов — рассказывал, рассуждал. Кое-что из его рассказов я записал. Он был под Киевом, попал в окружение; на беду простудился, не мог идти, солдаты его вынесли на руках. Он говорил, что после этого на него косились (?). «Но тут позвонил товарищ Сталин, спросил, как мое здоровье, и сразу все переменилось». Несколько раз в разговоре он возвращался к Сталину. «Товарищ Сталин мне доверил армию. Мы ведь пришли сюда от Красной Поляны — начали чуть ли не с последних домов Москвы, шестьдесят километров отмахали без остановки. Товарищ Сталин меня вызвал, благодарил…» Рассказывая о повешенной девушке, выругался: «Мы до них доберемся…» Говоря о военных операциях, добавлял: «Я солдатам говорю: не хочу вас жалеть, хочу вас сберечь. Это они понимают».[10]
9
Этим и сильны русские, что для них и Суворов, и Дмитрий Донской, и Александр Невский «человече, с которыми прожил годы». — В.Ф.
10
Прекрасные слова, между прочим. Не Сталин ли подсказал это Власову «на всю оставшуюся жизнь»? Слова звучат, как сформулированная задача в условиях будущей жизни и деятельности среди немцев. — В.Ф.