Но к этому времени «врач войск СС» выписал «краткосрочную» командировку на фронт и… «погиб на Кубани». Верно? Как вас теперь называть, доктор? Вы скомандовали Власову — «быстро, быстро, быстро». Вы назвались по телефону — «чертовой бабушкой». На каком языке вы это сказали — «на русском». Зачем? Штрикфельдт-то был не русский. Это ничего не значит, что у вас был брат — правая рука Гиммлера. Это вам только плюс и плюс всему ГРУ.
А 28 февраля 1943 года расследование прекратили, потому что в этот день «погиб» «муж» Адели Биленберг? Погиб — и все тут. К тому же в это время нагрянули черные дни для рейха — разгром под Сталинградом. Стало не до листовки из 13 пунктов.
Не все тот же ли вариант «накачивания» Андрея Власова, его авторитета, его значимости, как это было с ним до его появления в Берлине? Разве после этой листовки из 13 пунктов, разбросанной в миллионах экземпляров по «эту» сторону фронта, ГРУ не «накачало» Андрея Власова таким величием и авторитетом, что уже даже сам Гитлер не мог его «ликвидировать», вспомните наглость про Колумба и Америку, «которую теперь уже нельзя закрыть».
Нет слов, самый интересный вопрос во всем этом эпизоде такой: «Каким аргументом, скажем так, «убедила» Адель Биленберг брата своего «погибшего» мужа, что ему лучше помочь Власову, чем не помочь?» Впрочем, догадаться тут не сложно, если знать при этом, что «муж» в данную минуту находится… в Москве. Не аргумент? А разве не убеждает, что «бедная, неутешная Адель, кажется, нашла счастье с генералом»? Нет, не убеждает. Почему?
Для начала — вот что произошло на пороге кабинета Гиммлера.
«16 сентября (1944 г.) мы с Власовым прибыли в главную квартиру Гиммлера под Растенбургом, — сообщает Штрикфельдт… — Мы были приняты офицерами СС. С первого взгляда картина едва ли отличалась от обстановки в штабе ОКВ. Когда мы подошли к кабинету Гиммлера, ко мне обратился сопровождавший нас генерал СС и сказал, что до начала общего совещания Гиммлер хочет минут десять поговорить с Власовым наедине».
Очень интересно! Оказывается, у Гиммлера с Власовым есть какие-то общие секреты? Какие? От кого? «Верный» Штрикфельдт, видя, что для него подстроена ловушка, застали врасплох, накрыли внезапно и расчетливо, что его нагло и откровенно почему-то отшивают, обязан был заподозрить неладное. Что в этой ситуации делает Власов? Он начинает ломать комедию.
«Власов насторожился, — пишет Штрикфельдт, — и заявил, что без меня не войдет к Гиммлеру, — в таком случае он предпочитает уйти». Спектакль с переодеванием для одного зрителя — Штрикфельдта! Игра пошла такая убедительная, что я[158] стал уговаривать Власова не возвращаться, не поговорив с Гиммлером. Если они хотят, чтобы он шел один, — не отказываться: он достаточно хорошо знает немецкий язык и может защищать свое дело, а сейчас наступил решающий момент».
Короче, держите меня, а то не удержите! Но Власов продолжает дожимать Штрикфельдта:
«— Моего немецкого хватает для Рупольдинга,[159] — отвечает Власов.
Дверь уже открылась, а Власов все еще колебался. Я вынужден был слегка сдавить его руку и подтолкнуть через порог».
Вот так, вся вина за встречу Власова наедине с Гиммлером была переложена на Штрикфельдта, по крайней мере, Власов наотрез «отказывался» от «наедине», по крайней мере, Штрикфельдт буквально «втолкнул» силой его в кабинет Гиммлера, а значит — никаких общих секретов у Власова и Гиммлера нет и быть не может.
«В приемной, где я остался, ко мне подсел полковник СС, и мы молча ждали. Прошли и 10, и 20, и 30 минут. Полковник предложил мне пойти с ним позавтракать, так как «интимный разговор рейхсфюрера», по всем признакам, будет продолжаться еще долго». Он заметил, что он, конечно, не знает, что говорится в кабинете рейхсфюрера, но уверен, что сегодня будет наконец заключено «разумное» соглашение с Власовым; оберфюрер СС Крегер находится у рейхсфюрера, так что Крегер — «тоже русский» — может быть переводчиком.
Мое беспокойство несколько улеглось, и постепенно наш разговор стал оживленным. Полковник СС сказал, что «давно надо было отстранить путающегося Розенберга» и что «рейхсфюрер готов теперь поставить на карту Власова». Он заметил, что нехорошо было забывать обо мне, но, в конце концов, суть в результате».