— Прежде всего, вы должны исчезнуть из поля зрения.
И Штрикфельдт исчез «в одном поместье в Померании». Там он и скрывался до 17 декабря 1944 года…
Но вернемся к событиям сентября 194.3 года. Гитлер приказал «расформировать все русские части». Сроку положил — 48 часов. Что значит расформировать русские части, да еще за 48 часов? А то и значит, что второй раз взять этих русских солдат и офицеров в плен, второй раз посадить их в концлагерь, второй раз… в общем, пустить по второму кругу ада. Однако и это не все. Чтобы расформировать, надо для начала хотя бы разоружить. За 48 часов? 50 дивизий как минимум? При наличии своего командования в лице Андрея Власова?
Российская армия в прошлом году вознамерилась расформировать и разоружить «незаконные военные формирования» Дудаева. Во что это разоружение превратилось? В настоящую крупномасштабную войну с применением авиации, танков, ракет, артиллерии и еще бог знает чего. И длилось это «расформирование» и «разоружение» долгие месяцы. Положили на этом «расформировании» и «разоружении» тысячи людей. Дивизии регулярной армии приходилось стягивать со всей страны, а еще были там задействованы дивизии МВД, части и подразделения ФСК… «Расформировать» и «разоружить» 50 дивизий, личный состав которых прошел, как говорится, Крым и Рым, — это означало открыть у себя в тылу второй фронт и начать полномасштабные боевые действия, в которых никто не гарантировал немцам победу. Вот почему от такого приказа фюрера у немецких генералов и офицеров волосы встали дыбом. Сегодня спорят, мог ли Жуков взять Берлин в феврале 1945 года? И многие сходятся на том, что да — мог. Жаль, что немецким военным удалось-таки уломать Гитлера не пытаться даже разоружать власовцев ни в 48 часов, никогда вообще, а то бы речь пошла совсем о другой дате взятия Берлина, например, февраль 1944 года.
Дадим слово все тому же Юргену Торвальду:
«15-го сентября 1943 года генерал Хельмиг был срочно вызван в Мауэрвалъд. Там его в чрезвычайно раздраженном состоянии встретил начальник генерального штаба Цейтлер и сообщил о приказе Гитлера — разоружить все добровольческие формирования и отправить всех людей на каменноугольные копи во Франции. Цейтлер разразился:
— Мне уже всего довольно! Я не желаю получать по носу из-за ваших проклятых добровольцев… Я сыт по горло! Молчать!.. Не пробуйте мне возражать или что-либо говорить! Я требую от вас, чтобы вы сделали соответствующие распоряжения о разоружении и сообщили мне о них в течение шести часов! Поняли?
— Это… совершенно невозможно! — глухо сказал генерал.
— Как «невозможно»? Это же приказ самого фюрера! По донесениям он точно установил, что добровольческие части нашего южного крыла, средней части фронта отказались повиноваться. Хуже! Они бежали! Они образовали дыры в нашей линии! Приказ фюрера не терпит промедления в исполнении. Я не имею желания, повторяю вам еще раз: ни-ка-ко-го же-ла-ния рисковать своей головой из-за ваших русских!..
Но к Хельмигу вернулись его хладнокровие и самообладание. Он сухо и деловито сказал:
— Сообщения о каком-либо массовом отказе в повиновении со стороны русских добровольцев совершенно не соответствуют действительности! Наоборот, я постоянно получаю донесения, которые говорят о доблести и надежности добровольческих частей. По точным сведениям нигде ненадежность не переходила 1,5 процента. Точно такие же доклады я имею и от южного крыла нашей средней армейской группы. Мы не получили никаких тревожных вестей об увеличении ненадежного элемента. Я желаю знать — откуда пришли подобные сообщения?
— Фюрер получил непосредственную информацию. Ему сообщил… главнокомандующий армиями. Кроме того, все это дела не меняет. Приказ есть приказ!
— Простите, — ответил генерал Хельмиг, — даже если бы эти сообщения, паче чаяния, оказались точными, то мне все же кажется, что в Главной Квартире фюрера должны знать, что собой представляет разоружение такого количества бойцов и к каким последствиям оно может привести!
— Ясно им это или нет, я должен придерживаться приказа фюрера!..»
Опять ситуация с Америкой: открыть ее можно, а закрыть нельзя.
«Когда генерал Хельмиг вернулся к себе в штаб, там уже знали о приказе фюрера. Один из офицеров, майор Репке, прямо спросил Хельмига:
— Господин генерал, как мы можем разоружить более полумиллиона солдат? Неужели кто-нибудь «наверху» думает, что добровольцы дадут это сделать? Как только об этом придет весть, добровольческие части перебегут на ту сторону фронта, и тогда действительно наш фронт, наши люди попадут в смертельную опасность!..