И вот теперь я выступаю на борьбу против большевизма и зову за собой весь народ, сыном которого я являюсь.
Почему? Этот вопрос возникает у каждого, кто прочитает мое обращение, и на него я должен дать честный ответ. В годы гражданской войны я сражался в рядах Красной армии потому, что верил, что революция даст русскому народу землю, свободу и счастье.
Будучи командиром Краснои армии, я жил среди бойцов и командиров — русских рабочих, крестьян, интеллигенции, одетых в серую шинель. Я знал их мысли, их думы, их заботы и тяготы. Я не порывал связей с семьей, с моей деревней и знал, чем и как живет крестьянин.
И вот я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил. Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхоз, как миллионы русских людей исчезали без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в Красной Армии выдвигались подхалимы, люди, которым не были дороги интересы Русского народа.[52]
Система комиссаров разлагала Красную Армию. Безответственность, слежка, шпионаж делали командира игрушкой в руках партийных чиновников в гражданском костюме или военной форме.
(Сегодня в министры обороны снова рвутся «партийные чиновники в гражданском костюме» от Кокошина до Старовойтовой. — В.Ф.[53])
С 1938 по 1939 год я находился в Китае в качестве военного советника Чан Кайши. Когда я вернулся в СССР, оказалось, что за это время высший командный состав Красной Армии был без всякого к тому повода уничтожен по приказу Сталина. Многие и многие тысячи лучших командиров, включая маршалов, были арестованы и расстреляны либо заключены в концентрационные лагеря и навеки исчезли. Не было семьи, которая так или иначе избежала (бы) этой участи. Армия была ослаблена, запуганный народ с ужасом смотрел на будущее, ожидая подготовление.[54]
Предвидя огромные жертвы, которые в этой войне неизбежно придется нести русскому народу, я стремился сделать все от меня зависящее для усиления Красной армии. 99-я дивизия, которой я командовал, была признана лучшей в Красной армии. Работой и постоянной заботой о порученной мне воинской части я старался заглушить чувство возмущения поступками Сталина и его клики.
И вот разразилась война. Она застала меня на посту командира 4-го мех. корпуса. Как солдат, как сын своей родины, я считал себя обязанным честно выполнять свой долг.[55]
Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, выдержал его и был готов перейти в наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским контролем и растерявшееся Управление фронтом привело Красную Армию к ряду тяжелых поражений.[56]
Я отводил войска к Киеву. Там я принял командование 37-й армией и трудный пост начальника гарнизона города Киева. Я ВИДЕЛ, ЧТО ВОЙНА ПРОИГРЫВАЕТСЯ[57] По двум причинам: из-за нежелания русского народа защищать большевистскую власть и созданную систему насилия и из-за безответственного руководства армией, вмешательства в ее деиствия больших и малых комиссаров.[58]
В трудных условиях моя армия справилась с обороной Киева и два месяца успешно защищала столицу Украины. Однако неизлечимые болезни Красной Армии сделали свое дело. Фронт был прорван на участке соседних армий.[59]
Киев был окружен. По приказу Верховного Командования я был вынужден оставить укрепленный район.
После выхода из окружения я был назначен заместителем командующего Юго-Западным направлением, а затем командующим 20-й армией. Формировать 20-ю армию приходилось в трудных условиях, когда решалась судьба Москвы. Я сделал все от меня зависящее для обороны столицы страны.[60]20-я армия остановила наступление на Москву и затем сама перешла в наступление.[61] Она прорвала фронт германской армии, взяла Солнечногорск, Волоколамск, Шаховскую, Середу и др., обеспечила переход в наступление по всему Московскому участку фронта, подошла к Гжатску.[62]
Во время решающих боев за Москву я видел, как тыл помогает фронту, но, как и боец на фронте, каждый рабочий, каждый жителъ в тылу делал это лишь потому, что считал, что он защищает Родину.[63]
52
А Сталин в это время делал то же самое: вводил форму и погоны русской армии, орденские ленты с Георгиевских крестов, ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, медали Нахимова, Ушакова… — В.Ф.
54
А Сталин в это время делал то же самое: вводил форму и погоны русской армии, орденские ленты с Георгиевских крестов, ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, медали Нахимова, Ушакова… — В.Ф.
55
И это слова предателя? Он кого-то призывает «как солдат, как сын своей Родины… честно выполнять свой долг», как выполнял его он, когда выводил 99-ю дивизию на 1-е место в Красной Армии, когда воевал под Львовом, под Киевом, под Москвой. — В.Ф.
58
Кто может опровергнуть, что это не сообщение Власова о настроениях людей на оккупированной территории? — В.Ф.
59
Иными словами, Власов выполнил приказ Сталина «Ни шагу назад!», а на соседних участках нет. Кого же стыдит здесь Власов? Будущих власовцев? Что, если бы и они стояли так, как стоял Власов, то не оказались бы в окружении, в плену? — В.Ф.
62
А это на кого рассчитанные речи? Кого Власов вдохновляет своими победами над «германской армией» под Москвой? Так и гуляет, где-то совсем рядом: «Смерть немецким оккупантам!» — В.Ф.
63
(«Все для фронта, все для победы!» — гремел в то время лозунг по стране, страна жила по этому лозунгу. Опять кого-то невидимого вдохновляет Власов на бой, кого? — В.Ф.