«Читатель может поставить вопрос о том, что вся наша деятельность была сплошным обманом и провокацией. Мы писали об РОД и РОА, зная, что все — миф, и ни того, ни другого не существует»…
Увы, на этот вопрос ясного ответа получить невозможно. Доктор Н. в свою очередь пишет:
«Манифест КОНР был подписан на закрытом заседании Комитета 10 сентября 1944 года, и в этот же день мы узнали, что Власов был принят Гимлером. Это была первая неожиданность, ибо имя Гимлера, шефа Гестапо и войск СС, было в особенности ненавистно беженцам с Востока. Однако, мы не придавали этому особого значения — в конце концов, не все ли равно, кто из одинаково-скомпрометированных деятелей нацистской Германии будет «шефом» КОНР?» Затем, «нам выдали удостоверения члена Комитета… Мы были снова неприятно изумлены, увидев, что здесь вместо штампа (Комитета были штамп «Русского Отдела СС» и внизу стояла подпись не Власова, а какого-то Гюнтера. Немногие из нас могли себе даже представить, что мы, каким то непонятным путем, оказались чуть ли не на работе СС. Но что делать, пути отступления не было». (Курсив мой. Б.Д.).
Вот здесь то, как нам кажется, и лежит все об'яснение: начав свою авантюру, ни Власов, ни Малышкин, ни прочие члены руководства, видимо, не отдавали себе ясного отчета в том, что они таким «непонятным путем» окажутся на работе в СС. Оказалось, как пишет д-р Н., что «все наши решения мы должны согласовать с соответственными комиссарами», и в первом же вопросе — об «облегчении положения наших… «остовцев». Так выглядели в реальности «предварительные условия», поставленные Власовым Гитлеру.
Несомненно, что все руководство РОД и весь КОНР отдавали себе ясный отчет в своей подлинной роли «подшефных» Гимлеру и Гестапо и в своем полном бессилии. Начальник Главного Гражданского Управления КОНР «бывший советский генерал Д. Е. Закутный стойко отказывался надеть военную форму». Значит, он чувствовал и сознавал все «неудобства» этой формы. «Много раз — пишет д-р Н. — в это время и я, и другие члены Комитета сомневались в правильности нашего решения войти в Комитет. Однако, как я уже сказал, все мосты были сожжены, выход отдельных единиц из Комитета положения не поправил бы»…
Конечно, этот выход был так же невозможен, как и самовольный выход из ВКП или МВД. Это вызвало бы простую «ликвидацию» на месте. Д-р Н. заканчивает:
«Вся деятельность КОНР протекала по одной общей схеме: наши проекты — напор масс — противодействие немцев — наша борьба — рожки да ножки от наших благих намерений».
Увы, и в этом столь мало привлекательном варианте картина немилосердно приукрашена. Никакой «нашей борьбы» не было, если не считать «борьбой» челобитные Власова и КОНР перед истуканом — Гимлером. Но, хуже того, дело, ведь, не сводилось к тому, что кем-то были сделаны безобидные попытки «благих намерений», которые не увенчались успехом. В течение всего времени, с осени 1942 года «успех» был вполне определенный… у Гитлера-Гимлера-Геббельса. Роль «Освободительного Движения» была отнюдь не безобидной попыткой, оно было на деле активным вкладом в дело нацистской пропаганды, независимо от «благих намерений» участников его. Им пользовались для разложения русского тыла и фронта, для обмана красноармейцев и просто русских людей, им прикрывались все самые гнусные дела тех самых Гимлеров, которые являлись «шефами» «Освободительного Движения Народов России». Таковы были дела, а не слова.
Таковы жестокие и упрямые факты. Знал ли Власов и иже с ним о том, что война ведется не против большевизма, а против России? Знали ли они о том, что происходит систематическое истребление немцами цвета русской нации — ее молодежи? Знали ли они, что русские люди превращены в подневольных рабов и их третируют, как «унтерменшей»?
Да, все это было им, безусловно, хорошо известно. Почему же они стали прислужниками наци? Почему они явились гарантами за Гитлера? Были ли они последователями наци? Мы этого не думаем. Ставили ли они высоко Германию и готовы ли были принять «новый порядок» Гитлера, т. е. фактически гитлеровщину? По всей видимости — да. Уже в своей второй прокламации от сентября 1942 года, в которой излагалась «программа» Власова (см. прилож. № 4), Власов ТРИЖДЫ восхваливает и манит созданием в будущей России «нового порядка». Содержание его он предпочел не раскрывать.
Однако, мне думается, что и не это было пафосом власовской «акции». «Движение» это было беспринципно по лучшим образцам «ленинизма-сталинизма». Я думаю, что если бы на место Гитлера были бы англо-американские «плутократии», то Власов и иже с ним предложили бы им свои услуги в том же порядке, как и Гитлеру, и с тем же «энтузиазмом», ибо основным руководящим правилом их было большевистское: «цель оправдывает средства». Манившая же их впереди цель была — власть…
Как можно объяснить эту «акцию» и на что она была рассчитана?
Власов впервые выступил в сентябре 1942 года, когда происходила решающая битва у Сталинграда. Власов, Малышкин и др. могли тогда, находясь в плену, еще высоко ценить шансы и звезду Гитлера. Может быть, Власов готовил в своем лице второго Петэна? (Петэн никогда не надевал немецкой формы и не воевал на стороне Гитлера). Может быть, он думал, что борьба России безнадежна, что победа Гитлера обеспечена и надо пойти на «новый порядок», чтобы спасти хоть что нибудь? Может быть, они не разглядели гитлеризма во всей полноте или думали как то «перехитрить» зверя?
Тот, кто хочет выступить в защиту «власовского движения» и ищет «смягчающих вину обстоятельств», должен именно к этому апеллировать, к абсолютному непониманию того, что «власовцы» творили, к их полному политическому невежеству, к той их поразительной политической слепоте, которая может развиться только в царстве долгой политической ночи. Тот, кто хочет выступить в защиту Власова и его РОД, тот может еще апеллировать к тому политическому воспитанию, которое Власов получил в рядах ВКП(б), в которой он вырос, и которое основано прежде всего на полной неразборчивости в средствах. В этом отношении Власов только пошел по стопам Ленина, так сказать, по «заветам Ильича», который свое восхождение к власти тоже начал в сотрудничестве с предтечей Гитлера — Людендорфом.
К сожалению, однако, и это объяснение не выдерживает нормальной критики, ибо к моменту, когда был образован «настоящий» Комитет в лице КОНР и выпущен был «Пражский манифест» в ноябре 1944 года, шансы и звезда Гитлера пали уже очень низко. Как сами «власовцы» уверяют, никто тогда на победу Гитлера и не рассчитывал. Так зачем же они вновь связывали себя с этим смердящим трупом? Или это следует объяснить тем, что ничего нового, никакой «новой акции» в ноябре 1944 года не было, а при новой словесности продолжалась прежняя мистификация? Но в таком случае они, как плохие актеры, «переиграли» свою роль.
С потрясающей наивностью д-р Н. объясняет провал Конровской «акции» тем, что «как мы узнали позже, в это время взяла верх линия Розенберга, согласно которой Комитету нельзя было давать ходу. Более либеральная линия Риббентропа потерпела поражение». Читая это, воображению рисуется борьба «либерала» Риббентропа и реакционера Розенберга, что уже само по себе до крайности наивно. Но надо же вспомнить, что речь идет о 1945 годе, когда оба они уже знали, что им уготовлена одна и та же «линия» — виселица. Предел наивности!
Ссылка на то, что Власов и его Комитет ставили ставку на какую-то борьбу внутри Рейха встречается нередко. То речь идет о ставке на борьбу между Вермахтом и нацистской партией, то между Розенбергом и Геббельсом, а сейчас, как мы видели, и Риббентропом. Все это — сплошное недоразумение: никаких «двух линий» политики не было, а была всегда одна политика при двух тактиках. Политика была — «лебенсраум».
Вермахт, вообще, не делал политики, и Гитлер ему не доверял. Идея фиктивного политического движения была разработана Геббельсом. Розенберг с самого начала считал, что нечего германскому «сверхчеловеку» считаться с этими «унтерменшами», а потому игра Геббельса не нужна. Победы первых месяцев как будто доказывали, что Розенберг прав, и Геббельс поспешил с ним солидаризоваться. Когда же военное счастье Гитлеру изменило, то Геббельс вернулся к своей идее «освобождения народов России» и «братства по оружию».