Выбрать главу

Начало 21 ч. 45 м.

Кейтель: В общем и целом мне представляется в настоящее время вопрос об отношении к военно-пленным, «вольно-помогающим» (хильфсвиллиге) и к национальным батальонам на Востоке следующим образом. Если я в чем либо не прав, то ген. Цейцлер сможет поправить. Вся пропаганда Власова, которую он, так сказать, сам по себе развил, является базой для нынешней нашей широкой пропаганды, известной под именем «Зильберштрайфен» (Просвет) и приноровленной для перебежчиков. С этой целью выпущены листовки, которые мы согласовали с Рейхсминистром Розенбергом или с министерством Востока. Они были обсуждены с ними слово в слово, он их подтвердил и одобрил. И тогда, в начале мая, эта кампания пошла, я бы сказал, полным ходом. Когда они перебегают, то их особенно хорошо принимают. Это — основа приказа № 13, который распространяется, как летучка.

Фюрер: Эту летучку я видел.

Кейтель: Приняты меры, чтобы перебежчики были помещены в особых лагерях и чтобы к ним было особо хорошее отношение:

Фюрер: Это вполне в порядке вещей.

Кейтель: Позже они могут записаться на различные роли, прежде всего, как нормальные рабочие, затем как «вольно-помогающие» (хильфсвиллиге) и, в третьих, в известных случаях, в национальные части.

Фюрер: Этого там нет.

Цейцлер: В летучке номер 13 этого нет.

Кейтель: Позже, в инструкции, это было сказано. Спустя известный срок они могут быть переведены. Это объявил генерал, командующий восточными войсками («Остгенерал». Б. Д.), я справлялся об этом. Если после определенного периода испытания они себя оправдают, они могут заявить о своем желании быть использованными этим путем и, при определенных условиях, они допускаются как в число «хильфсвиллиге», так и в национальные части. Вся эта широкая пропаганда покоится на прокламациях, выпускаемых и подписанных национальными, или национально-русским комитетом. И вот, в этих листках, наряду с тем, что мы всегда говорим: вас будут хорошо кормить, к вам будут хорошо относиться, вам дадут работу, вы вернетесь на родину, германский Рейх в будущем не сохранит системы большевизма, не сохранит системы отнятия земли (у крестьян) и т. п.; наряду со всем этим там ясно сказано еще следующее: перебегайте к нам; когда вы перебежите, то вы сможете поступить в национальную русскую освободительную армию. Это действительно там сказано.

Фюрер: Эту листовку следовало бы мне раньше показать.

Кейтель: Это необходимо сейчас исправить. Это один из тех пунктов, которые, без сомнения, не являются для людей решающими, но он все же играл известную роль.

Фюрер: Не надо этого так трагически принимать. Из всего этого я вижу только одно, что является для меня решающим: необходимо избежать того, чтобы создалось ложное представление у нас самих. Надо различать между пропагандой, которую мы делаем «там» и тем, что мы в конце концов сами делаем.

Кейтель: Что мы делаем в тылу нашего фронта.

Фюрер: И прежде всего, что мы сами думаем. Необходимо избежать того, чтобы в нашей среде, хотя в зародыше, укоренилось мнение, будто для нас возможно искать на этом пути компромиссного решения, вроде, скажем, того, что сделано в Восточной Азии, со «свободным» и «национальным» Китаем. В нашей среде имеются люди, которые мечтают о чем то в этом роде, но я должен при этом указать, что этот самый национальный Китай не дал до сих пор ни одного пригодного солдата.

Мы получили уже трагический урок во время 1-ой Мировой войны — я уже недавно указал на это — с поляками, где дело также началось сперва с как будто совсем безопасных польских легионов. Затем дело это внезапно весьма осложнилось. Одно должно быть нам ясно. Я всегда замечал, что есть очень немного людей, которые сохраняют ясную голову в часы кризиса, и не подаются каким либо фантазиям. Пословица, что утопающий хватается за соломинку, к сожалению, слишком верна, и она относится не только к утопающим, но ко всем людям, находящимся в опасности. Большая часть людей, находящихся в опасности, не видит больше вещи в их подлинном виде.

Я мог бы привести здесь доклады, полученные мною в свое время от Берндта в момент отступления, когда внезапно была потеряна реальная почва и заменена воображаемой. Это когда американцы или англичане высадились в Северной Африке: теперь, мол, наступил час, когда мы должны двинуться туда. Чистое безумие, против которого я тогда воспротивился, которое, однако, внезапно затуманило людей и, можно сказать, отняло у них спокойный и ясный разум. И таких людей у нас много.

В Розенберговской лавочке таких людей сидит в изрядном количестве, но, к сожалению, они имеются и в армии. Это бывшие балтийские дворяне, или вообще балтийские немцы. Но имеются и бывшие украинские эмигранты, которые обжились в Германии и, к сожалению, частью даже стали германскими гражданами. Они, естественно, радостно приветствуют немецкую освободительную армию, но они видят не наши национально-обусловленные цели — в глубине их души они думают о своих собственных целях. Так это было в 1915/16 году. Когда в 1916 году разразился большой кризис — провал Вердена на Западе, битва на Сомме, прорыв Брусилова на Востоке, нападение Румынии и т. д. — в этот момент все потеряли разум, в этом нет никакого сомнения и, в том числе, к сожалению, солдаты. Единственный человек, который выступил против этого был Бетман Гольвег, который долго пытался плыть против течения, но который был раздавлен военными аргументами. Позже Людендорф сказал: Мне было тогда сказано из военных источников, что я получаю 500000 человек, что оказалось неверным, и я оказался ложно информированным. Каждый думающий человек должен был бы сейчас же сказать: вы получите не 500.000 человек для борьбы с Россией, но это поляки создают армию, чтобы выступить в удобном случае против Германии и Австрии, дабы освободить Польшу. Каждая нация думает о себе и только о себе. Все эти эмигранты и советчики хотят только обеспечить себе в будущем места.

Кейтель: Я хочу еще доложить, что когда Польша выступила против нас, некоторые немецкие офицеры, как, например, командир кавалерийского полка, который служил в германской армии и дрался в течение четырех лет, перешел к Польше, чтобы стать во главе союза: сказалось старое дворянское происхождение.

Фюрер: Сегодня опасность точно такая же. Приказ номер 13 находится вне дискуссии. Можно допустить и другие вещи, но под условием, что ни малейших практических выводов из них не будет сделано. И прежде всего, чтобы не распространилась психология, которую я, к сожалению, успел уже кое у кого заметить. Даже у Клюге[11] это несколько раз прозвучало. Мы, мол, получим огромное облегчение, если построим русскую армию. Тут я могу только сказать: мы никогда не создадим русской армии: это фантом первого разряда. Нежели заниматься этим, гораздо лучше заполучить в Германию русских в качестве рабочих. Это гораздо важнее. Мне не нужно русской армии, которую мне пришлось бы абсолютно всю пронизать немецкими корсетными шнурами. Если вместо этого я получу русских рабочих, то это окажет мне действительную услугу. Я тогда смогу освободить немцев и переучить русских. Важно только одно: чтобы у нас не возникло внезапно такое настроение: если нам в определенный момент станет плохо, то тогда нам стоит только устроить украинское государство, и мы получим миллион солдат. Ничего мы не получим, ни одного солдата. Необходимо строго следить за тем, чтобы у нас не возникли такие настроения. Это было бы величайшим безумием, ибо в этом случае мы прежде всего выпустили бы из рук наши военные цели.

Я уже это недавно рассказал Цейцлеру. Я присутствовал при разговоре между Розенбергом и Кохом и мог только удостовериться, что между ними существуют вполне естественно громадные разногласия. Розенберг имеет со времени своей эмиграции свою лавочку политических отбросов («унтервельт»). Разумеется, в годы 1919–1922 эти эмигранты были нам очень симпатичны, ибо нам сказано было: возможно, что в России произойдет переворот. Уже в 1921 году я имел с Розенбергом объяснение по этому поводу. Тогда появился украинский гетман, который пришел представиться. Я сказал: Розенберг, чего вы ожидаете от этого человека? — Он организует революцию (ответил Розенберг). Я сказал: тогда он должен быть в России. Люди, которые делают революцию, должны сидеть в том государстве. Это все равно, как если бы я сидел в Швейцарии и говорил бы: я организую из Швейцарии революцию в Германии. Это же ребячество. (Как Вы себе это представляете? Тогда он сказал: Ленин. Я ответил: Это сделал не Ленин, а мы разбили и растерли Россию и в эту разбитую Россию доставили Ленина, которому тогда было там место. Но дело же обстоит не так, что можно извне делать революцию. Был свергнут царь, была революция Керенского, Россия была разбита на поле битвы и только тогда пришла внутренняя катастрофа. Я постарался объяснить это Розенбергу. Но, к сожалению, он с с тех времен имеет эту лавочку. К этому надо еще прибавить кое-что. Розенберг один из самых острых мыслителей создавших мировоззрения. Но как раз именно занятия вопросами мировоззрения дали ему весьма мало возможностей соприкасаться, я должен это открыто сказать, с вопросами каждодневности. Вопросы мировоззренческие и каждодневные не легко поставить рядом и согласовать. И, вот, оба этих экспонента пришли ко мне, один представляющий вопросы мировоззрения и мировой политики, а другой — обыкновенных каждодневных проблем — Кох. Кох сказал Розенбергу в лицо: Партейгеноссе Розенберг, все то, что Вы мне говорите — очень просто, но Вы должны признать одно: политику, к которой Вы стремитесь, как и устройство высших школ, организация национальных комитетов и т. д. я смогу провести только в том случае, если я им предоставлю поле деятельности, ибо в противном случае вся Ваша работа там сведется только к наростанию революционной энергии, которая в один прекрасный день обернется против нас.

вернуться

11

Фельдмаршал фон Клюге командовал армией на Юге России. Кончил самоубийством, чтобы избежать ареста Гестапо, ибо был замешан в заговор против Гитлера.