Кейтель: Разрешите заметить, что мы рассматриваем инициатора этих пропагандных листков, этот национальный комитет за подписью Власова, как средство чистой пропаганды.
Цейцлер: Надо строго различить две разные вещи: то, что идет к врагу — там можно делать что угодно, а то, что делается у нас внутри — это нечто совсем другое. Здесь проходит черта.
Кейтель: Я еще раз поставил этот вопрос Розенбергу. Я спросил его: какую именно цель Вы ставите себе этим национальным комитетом? Нами они используются только пропагандистски, чтобы побудить их к перебежке. Ответ: организацию отрядов «хильфсвиллиге» — так он их называет — и участников русских, украинских, кавказских, татарских и других боевых частей — так он их называет под наименованием: русская или украинская «Освободительная Армия», как и пропагандистское использование этих мероприятий я вполне одобряю». Но речь ведь идет не о пропагандистском использовании, а об их объединении в крупные единицы. И это то, чего Фюрер не желает.
Цейцлер: Мы этого и не делам. Все, что нужно — это найти что нибудь, чем можно было бы вознаградить служащих нам людей, дабы их держать у нас, что нибудь положительное, в виде ли денег или обещания, что они потом что то получат. Объединение их я считаю абсолютно неправильным, о дивизиях и речи быть не может. Батальоны еще допустимы, эти можно всегда держать в руках. Но сверх этого ни в коем случае нельзя идти, за исключением казачьей дивизии: эта очень порядочна.
Фюрер: Я бы сказал, что когда мы победоносно вступим на Кавказ, то мы у маленьких тюркских народов найдем эти объединения, но, разумеется, не у грузин.
Кейтель: Эти объединения мы извлекаем, ибо речь идет о самых лютых врагах большевизма. Эти находятся вне спора. Это тюркские легионы. Но речь идет о национальных армиях, и я хочу еще раз напомнить то, что мы сказали об этом в начале сентября прошлого года: наиболее заслуженные в борьбе с бандами национальные части — а это роты — в том случае, если они заслуживают полного доверия и состоят из дружественных нам элементов, добровольно соединившихся, могут продолжать существовать и развиваться. Так сказали мы тогда…
Фюрер: Развитие их уже опасно.
Цейцлер: И так их уж слишком много…
Фюрер: Развитию их необходимо помешать, ибо развитие не имеет границ.
Кейтель: Командующий восточными армиями поддерживает развитие.
Цейцлер: Нет, я его держу в вожжах. Батальоны — это наибольшее соединение.
Кейтель: Теперь дальше: привлечение их к борьбе на фронт или использование эмигрантов или вождей старой интеллигенции остается строжайше запрещенным. Это мы тогда уже категорически сказали. Такого рода люди не могут быть допущены, и мы их выставили. Я сам провел такую акцию в Средней армейской группе. Там под видом переводчиков проникли на ответственные посты эмигранты, и мы их вышвырнули.
Шмундт: Дело обстоит не так, чтобы генерал Линдеман горел желанием организовать эти части, но он говорит: необходимо прежде всего выделить нашу пропаганду среди врага. Тут нам все равно. Но в тылу, — по его словам, — мы достигли того, что мы освободили наших солдат для фронта тем, что на одном только моем участке фронта имеются 47.000 «вольнопомогающих» и они, для примера, обслуживают у меня охрану всех путей, и только за то, что получают кров и питание.
Кейтель: «Вольнопомогающие» или национальные объединения?
Шмундт: «Вольнопомогающие». Но это люди, которые выполняют свое дело без надзора и без полиции, — добровольно, и банды исчезли. И все это мы до сих пор получили взамен за хлеб и питание. Затем появляется Власов, который разъезжает в качестве проповедника и проповедует национальное освобождение как среди местного населения, так и среди добровольцев и в войсках.
Кейтель: Это я уже запретил.
Шмундт: Но генерал Линдеман говорит: я обращаю ваше внимание на опасность положения. Ибо сейчас эти люди спрашивают: а в чем-же состоит ответная услуга Германии в отношении нас? А он (Власов) уже договорился до свободы. Конечно, он немало сделал для подавления банд, и потому теперь и ставится этот вопрос об оплате его услуг. Линдеман говорит: сейчас наступил момент, когда мы должны дать какое-то обещание Власову, если даже мы и не собираемся его выполнить. Мы должны сказать ему: вы получаете то-то и то-то, или надо все это дело решительно прекратить. В противном случае это может повернуться против нас. Люди станут недовольны и начнут саботировать вместо того, чтобы обслуживать наши линии сообщения.
Фюрер: Мне вообще генерал Власов в тыловых территориях (т. е. в оккупированных частях СССР. Б. Д.) — не нужен.
Шмундт: Но он это делает.
Фюрер: Это надо прекратить. Он мне нужен только впереди.
Шмундт: Именно этого решения и добиваются командующие армиями.
Кейтель: Решение принято.
Фюрер: Цейцлер, все ясно: в тылу нам Власов не нужен — там его влияние может быть только вредно.
Цейцлер: Только впереди, с его именем и фотографиями.
Кейтель: Разрешите еще поставить вопрос, поднятый в генеральном штабе Северной группой войск: они просят, чтобы добровольцы из эстонцев, латышей и литовцев были включены, в качестве солдат, в немецкие части и таким образом потери заполнились бы.
Фюрер: В такой общей форме это сделать нельзя.
Цейцлер: Имеется еще латышская эс-эсовская бригада.
Фюрер: Это — отдельные отряды. Но в массовом виде этого делать нельзя.
Кейтель: Их надо включить в немецкие части как солдат, а не как добровольцев. Они должны заполнять пробелы.
Фюрер: Ни в коем случае. Это поведет к тому, что я в конце концов сделаю наши части совершенно ненадежными. Их надо тщательно отбирать, их надо дрессировать.
Кейтель: Это все равно делается.
Фюрер: Но если вы их включите в наши нормальные военные части, то может случиться, что они внесут в них свой яд. Так просто этого делать нельзя.
Цейцлер: Пока имеется только одна дивизия Нидермейера, о которой я докладывал. Там нас 1:1. Это удивительно. Теперь русские солдаты обучают наших искусству окапывания и использования местности. Они знают такие методы окапывания, что просто удивительно.
Кейтель: Это та дивизия Нидермейера, в которую входят туркмены. Ее номер — 162.
Фюрер: Где она находится?
Цейцлер: Она в генерал-губернаторстве (Польше). Мне и это казалось ненадежным, хотя Нидермейер настаивал. Тогда я предложил отношение 1:1 — и она сейчас переформировывается.
Фюрер: Одно ясно: мы попробовали только в немногих местах серьезно пустить эти части в бой, и они не смогли выдержать серьезного испытания.
Цейцлер: Серьезных — нет. И в той оценке, которую я привел, сказано: хотя они уже VA года готовятся, они все еще до конца не надежны.
Фюрер: На это и рассчитывать нельзя. И я еще раз говорю: мы можем вести нашу пропаганду на той стороне, как нам угодно. Туда — можно все. Но здесь нам нужна ясность, мы не должны скатываться к тому, что было уже раз в 1916 году. Этого не должно случиться. Мы не можем поручить эти части третьему лицу, который их заберет в руки и скажет: сегодня мы идем вместе, а завтра — нет. И тогда мы можем в определенный момент оказаться перед фактом чего-то вроде забастовки. Это распространится по всему фронту, и тогда они окажутся организованными и начнут нас шантажировать.