— Что тебе нужно? — спросил он и сам поразился резкости своего вопроса.
— Я хочу уехать в Англию, и мне нужно на это тысячу фунтов, — ответила она, еще выше подняв голову.
Джон Уэст тоже выпрямился, сердито хмуря брови.
— Не болтай вздора!
— Это не вздор, отец. Мне нужна тысяча фунтов, и ты мне дашь ее.
— И не подумаю! Хватает же у тебя нахальства просить у меня денег после всего, что ты натворила!
— Я требую эти деньги, отец, и я их получу.
Ярость охватила Джона Уэста. Он не сдержался и ударил кулаком по столу.
— Я не потерплю такого тона! Очевидно, твои дружки коммунисты подослали тебя ко мне, чтобы выудить деньги. Ничего ты не получишь! И если это все, что ты хотела мне сказать, то можешь уходить и больше не показываться!
Он заметил, что глаза Мэри наполнились слезами и что она нервно кусает губы. Но она справилась с собой и ответила ровным голосом: — Не беспокойся, я сейчас уйду, и больше ты меня не увидишь. Но сначала ты дашь мне чек на тысячу фунтов.
— Вот как? — Он встал и, подняв руку, показал на дверь. — Ступай вон! Денег ты от меня не получишь ни сейчас, ни когда бы то ни было. Я уже вычеркнул тебя из своего завещания.
Мэри вынула из сумочки сложенный лист бумаги большого формата и, встав со стула, протянула его Джону Уэсту.
— Прочти это. А потом садись и выпиши мне чек, — сказала она тихим, дрожащим голосом, но с отчаянной решимостью.
Джон Уэст взял из ее рук бумагу, пробежал ее. — Что это значит? — спросил он.
— Это значит, что мне принадлежит львиная доля акций разных твоих предприятий — на сумму двести десять тысяч.
— Где ты взяла этот список?
— Получила в Торговой палате. Я заплатила за справку об акциях тех компаний, в которых, насколько мне известно, ты имеешь долю.
Джон Уэст, огорошенный, молча смотрел на Мэри.
— Много лет ты давал мне подписывать документы, прикрывая их промокательной бумагой. Я догадывалась, что ты переводил акции на мое имя, чтобы платить меньше налогов. Если ты не выдашь мне чек на тысячу фунтов, я потребую весь контрольный пакет.
— Ничего у тебя не выйдет.
Джон Уэст снова сел, торопливо соображая; список акций был верен, хотя далеко не полон; вздумай Мэри продолжать свои розыски, она обнаружит, что имеет право требовать свыше полмиллиона.
— Никто тебе этих денег не присудит, — сказал он неуверенно.
— Ты думаешь? Я советовалась со сведущими людьми.
— С кем это?
— С мистером Кори. Он сказал, что по закону акции принадлежат мне.
— Ах вот как? Так и сказал?
Джон Уэст помолчал, не зная, на что решиться. Деньги не маленькие! А вдруг она их получит по суду? Да и судиться с дочерью неудобно.
— Послушай, Мэри. Сядь, поговорим спокойно. Не стоит ссориться из-за тысячи фунтов. Да и акции я отдал бы тебе, если бы ты не сбежала к коммунистам.
— Акции можешь мне не давать. Мне нужно только тысячу фунтов.
— Не глупи, Мэри! Послушай меня. Возвращайся домой, брось всю эту дурацкую политику, и я дам тебе две тысячи фунтов, можешь делать с ними что хочешь, и… и акции останутся на твое имя. После моей смерти ты получишь их вместе с процентами.
— Не нужны мне акции. И домой я тоже не вернусь.
— Почему ты так ведешь себя?
— Потому что я злая и черствая, потому что я твоя дочь!
— А на что ты будешь теперь жить, когда твой красный муженек тебя бросил?
— Мой муж умер. Он погиб в Испании, сражаясь против Гитлера и твоего любимца Муссолини. Я горжусь тем, что была его женой. Он отдал жизнь за человечество.
— Так ему и надо, — проворчал Джон Уэст. — И чем скорее еще несколько тысяч коммунистов будут убиты, тем лучше.
Мэри перегнулась через стол, сжала маленький кулак и ударила Джона Уэста по щеке. Потом отступила на шаг; в лице ее не было ни кровинки.
— Я попрошу тебя выписать мне чек, — сдержанно сказала она, — или завтра утром я потребую свои акции.
Джон Уэст осторожно потрогал багровый след на щеке. — Чего же еще ждать от коммунистки!
Он выхватил из кармана вечное перо и чековую книжку; дрожащей от бешенства рукой он заполнил бланк, подписался и, вырвав чек из книжки, протянул его Мэри.
— На, — сказал он. — А теперь убирайся! И если ты вздумаешь вернуться в Австралию, я позабочусь о том, чтобы ты здесь не осталась.