В ранней юности Уайятт отсидел несколько недель в Тауэре за то, что вместе со своим другом Генрихом Хоуардом, графом Серреем, будоражил Лондон дерзкими антиправительственными выходками. Хоуард сложил голову на плахе незадолго до кончины моего отца, а Уайятту повезло – его казнить не успели. Впоследствии он отличился на военной службе и участвовал в подавлении восстания герцога Нортумберлендского, желавшего возвести на престол Джейн Грей. Все говорило за то, что он вполне лояльно относился к нынешней власти. До тех пор, пока не встал вопрос о союзе с Испанией.
Позже я узнала, что же произошло на самом деле. В заговор его вовлек не кто иной, как Эдуард Коуртни, так легко избежавший подозрений. Зная ненависть Уайятта к испанцам, Коуртни подбил его на мятеж в Кенте. Уайятт не заставил себя упрашивать – в его памяти навсегда сохранились детские воспоминания, когда он вместе с отцом, известным поэтом, путешествовал по Испании и отец оказался в лапах инквизиции. Подобно многим, Уайятт боялся, что с появлением принца-консорта в Англии станут насаждать испанские порядки.
Когда были арестованы многие участники заговора, Уайятт обнаружил, что он – единственный оставшийся на свободе главарь бунтовщиков. Будь он более осмотрительным, он понял бы, чем это грозит, и бежал бы за границу. Но такие лихие головы, как Уайятт, совершенно лишены инстинкта самосохранения.
Поставленный волею случая в положение лидера, Уайятт помчался в Мейдстоун, где публично заявил, что собирает под свои знамена всех, кто хочет бороться против испанцев, которые поработят народ, если королева выйдет замуж за ненавистного иностранца.
В страшном смятении ко мне приехал Ренар.
Имея своих лучших осведомителей при дворе французского посла, он получил от них информацию, которой и поспешил со мной поделиться.
– Король Анри собирается начать боевые действия в районах, примыкающих к границе с Шотландией, – сообщил он, – и намекнул, что поддержит мятежников.
– Это невозможно! – воскликнула я.
– Напротив, вполне возможно. Шотландцы только того и ждут. У них двадцать четыре военных корабля у берегов Нормандии. Только прикажи, и эскадра двинется на Англию.
– Но какой ему смысл поддерживать мятежников?
– Чтобы нанести удар вашим сторонникам, а затем осуществить свой замысел.
– Посадить Марию Шотландскую на английский трон? Но мятежники – за Елизавету.
– Для Анри эти простаки сделают всю черную работу, а потом он с ними легко разделается.
– Насколько опасно все то, о чем вы говорите? Нам удалось справиться со всеми, кроме Уайятта.
– Именно Уайятт и представляет сейчас наибольшую угрозу. Так что чем скорей вы выйдете замуж, тем лучше.
– Уайятт не сможет устоять против регулярной армии.
– Не забывайте, что Уайятт сам служил в армии, он не просто рвется в драку, но имеет цель – не пускать в страну испанцев. И если французы придут ему на помощь…
– Надо потребовать отзыва де Ноайля.
– Это ничего не изменит. Приедет другой. Уж лучше иметь дело с тем, кого знаешь, как свои пять пальцев.
– Я пошлю Норфолка против Уайятта.
В тот момент у меня не было сомнений, что я смогу быстро подавить этот мятеж.
Но дело обернулось иначе. Как сказал Ренар, Уайятт был настоящим солдатом, и не Норфолк, а он стал победителем. Когда наши солдаты вернулись в Лондон, на них было страшно смотреть – измученные, грязные и голодные, они представляли собой абсолютно деморализованную армию. Это произвело расстройство в умах простых граждан.
Следом за этим пронесся слух, что Уайятт собирается идти на Лондон.
Я начала сознавать, что нахожусь в отчаянном положении. У меня даже не было армии, способной меня защитить. На Совет тоже вряд ли можно было положиться – он состоял из амбициозных личностей, борющихся между собой за власть. Против Гардинера, который был ревностным католиком и благодаря мне занял высокое положение, в Совете возникла оппозиция, обвинявшая его в слишком крутых мерах против инакомыслящих. Гардинер тут же примкнул к оппозиционной фракции, заявив, что всегда сомневался в необходимости испанского брака, а теперь – тем более.
Таким образом, я сидела в столице без армии и без поддержки Совета, погрязшего в своих противоречиях. А на горизонте уже маячили хорошо вооруженные полки мятежников.
Уайятт базировался в Рочестере, где набирал новых сторонников и готовился к походу на Лондон. Я разослала грамоты по всей стране, обещая даровать прощение всем, кто покинет ряды мятежников и разойдется по домам в течение двадцати четырех часов – в противном случае их будут судить как изменников.
На следующий день нам сообщили, что Уайятт идет на Лондон с четырьмя тысячами повстанцев.
Прибежал Гардинер. Трепеща от страха, он сказал, что послал Уайятту письмо с предложением изложить свои требования.
– Но это означает, что мы предлагаем им мирный договор! – гневно воскликнула я.
– Ваше Величество, – возразил он, – положение слишком серьезно. Мы должны остановить этот марш на Лондон.
– Я не собираюсь вступать с ним в переговоры. Пусть идет. Мы встретимся с ним лицом к лицу.
– Ваше Величество недостаточно четко представляет себе всю опасность. У него настоящая армия! Совет обсудил создавшееся положение и пришел к выводу, что Вашему Величеству необходимо немедленно переехать в Тауэр… нет, лучше в Виндзор. Вы не должны здесь оставаться, когда Уайятт со своими молодчиками войдет в Лондон!
– Они не войдут в Лондон, – твердо ответила я. – И я никуда не уеду. Я останусь здесь и встречу мятежников как положено.
– Совет предлагает вам переодеться в простое платье и… смешавшись с народом, выбраться из города.
– Я этого не сделаю никогда. Я – королева, и пусть все знают, кто их королева.
Ренар пришел сказать, что посольство императора готовится покинуть страну. Я сочла это разумным, так как народ может обрушить на них свой гнев, зная, что это они вели переговоры с испанцами о предстоящем браке.