Рэми знал. Ритуал открытия памяти на диво утомителен и болезнен. Рэми никогда его на себе не испытывал, но однажды присутствовал на допросе государственного преступника. Ничего приятного в истекающем слюнями мужчине не было и Рэми таким стать не хотел. Впрочем, кто ему даст-то? Телохранитель принца, как-никак, к тому же наследник Виссавии… Издеваться над ним можно, а вот портить — ни-ни.
Паук сорвался и, упав на одеяло, скрылся в складке одеяла, а Рэми перевел внимательный взгляд на принца. Что, если не статуэтка? Что, если Мир безумен? Нет, не безумен. Спокоен. Рэми ведь чувствовал. Всегда чувствовал…
Не всегда, поправился Рэми. Там, в кабинете, Мир заслонился от него щитами. И телохранитель не насторожился. Сам виноват.
Сам и отвечать будет. А Мир побушует, побушует, и сам уберется.
— Рэми, ты не уйдешь от ответа, — неожиданно мягко сказал Мир. — Я тебе не дам. Не надейся. Я не хочу тебя ранить, тем более, что ты еще слаб… но если ты меня заставишь…
Рука принца легла на запястье Рэми, накрывая татуировку родов.
Сменил тактику, напрягся Рэми. Вновь ласков, даже опасно ласков. Уговаривает? Обычно приказывает, а теперь, — уговаривает? Рэми напрягся. А если Мир до сих пор не очнулся?
Если мгновение назад спокойный, он вновь возьмется за кинжал?
— Ты меня боишься? — чутко уловил состояние телохранителя Мир. — Раньше ты мне доверял.
Это, интересно, когда? До посвящения? После этого именно Мир превратил жизнь Рэми в ад. Так к чему его щадить?
— Раньше ты не всаживал мне в спину кинжала.
Сказал и сам испугался. Пальцы принца, ставшие холодными, как лед, отпустили запястье.
Рэми прикусил губу и, почувствовав на ладони прикосновение мохнатых лапок, раздраженно смахнул упрямого паука на пол.
Мир молчал.
Испуганный паук поспешил под кровать, в спасительную темноту, но принц поднял ногу… Лопнула хитиновая оболочка, осталось на ковре пятно, а Рэми, которого угнетало молчание, стал быстро оправдываться:
— Я не знал, что на тебя нашло. Ни с того ни с сего ты на меня набросился. Будто убить хотел. Глаза сумасшедшие, не твои… а потом ты, вроде очнулся. Я думал, прошло.
Действительно думал. И глаза твои стали нормальными, и разговаривал ты нормально.
— Потому повернулся ко мне спиной? — осторожно спросил Мир, все так же отрывая взгляда от ковра.
— Да, — ответил Рэми, отказываясь смотреть на принца.
Принц ничего не ответил, лишь взял со стола чашу, подал ее Рэми и приказал:
— Пей, — и тотчас хрипло добавил. — Не отравлено. Я вернулся. На самом деле вернулся. И не причиню тебе вреда…
Всегда причиняешь. Пусть не убиваешь, но издеваешься так то постоянно.
— Рэми, пей, — вновь вмешался седой Лерин. — Если не веришь Миранису, то мне поверь — принц ничего не выкинет. И более никого не убьет. Даю тебе слово.
Пальцы Рэми задрожали, норовя выпустить чашу, но ладони Мираниса вдруг обняли его ладони, не давая жидкости пролиться на одеяло.
— Все хорошо, — еще раз повторил принц. — Пей.
Рэми начал пить, продолжая лихорадочно соображать. Что это было тогда, в кабинете? И где это паршивая статуэтка?
— Мир, я… — попытался собраться со словами Рэми. — Я думаю…
— Я думаю, — оборвал его Лерин, — что мы более не можем терять времени на твое самобичевание, Рэми. И потому ты возьмешь себя в руки и расскажешь, что произошло. Шаг за шагом, не пропуская ни единой мелочи.
Рэми никогда не любил Лерина, и за его так рано поседевшие волосы, он про себя называл телохранителя принца Стариком.
Лерин и вел себя, как старик: ровесник Мира, он не засматривался на женщин, проводил много времени в храмах, был излишне мудрым, излишне осторожным, и излишне придерживающимся традиций. Он всегда казался Рэми слишком правильным, иногда откровенно скучным. Но сейчас, когда Лерин в очередной раз бесцеремонно вмешался в разговор, Рэми был ему даже благодарен, больно уж сложно было ему подбирать слова.
— Я… — выдохнул Рэми, собираясь с мыслями и отдавая Лерину пустую чашу. После питья во рту остался горьковатый привкус трав, кружилась голова и заплетался язык. — Я…
— Рэми, посмотри на меня! — склонился над ним Лерин, шепча заклинания и дотрагиваясь лба Рэми подушками пальцев. — Проклятый Тисмен! Вновь переборщил с травами! Он сейчас заснет… — Рэми пытался бороться с сонливостью, но глаза неумолимо слипались, а голос Лерина отдалялся, сливаясь с туманом. — Но Рэми уже достаточно пришел в себя, чтобы ты мог сам увидеть, Мир.
Тень Лерина перестала закрывать солнце. Рэми хотел повернуть голову к окну, но пальцы принца прикоснулись к подбородку, остановили движение, и Мир заставил Рэми посмотреть себе в глаза: