Рэми помнил. Принц — нет.
— Не тронь! — приказал Мир, не отрываясь от послания.
Обычно приказа принца хватало Рэми, чтобы остановиться.
Но сегодня сжимала сердце тревога, и вспомнились почему-то слова учителя: «Лучше изредка подвергнуть себя гневу принца, чем принца — опасности».
— Прошу разрешения проверить, — осмелился возразить Рэми.
— Мой хариб проверил, — отрезал Миранис, вставая с кресла и бросая недочитанные листы на стол.
Рэми знал, почему принц не разрешает прикоснуться к подарку: на прошлой неделе другой телохранитель, Кадм, «нечаянно» уничтожил подношение одного из бесшабашных друзей Мираниса — тонкой работы флакон, содержимое которого подарило бы принцу ночь наслаждений в долине фантазий, а телохранителям — ночь опасений, потому как каждый такой флакончик мог привязать к своему содержимому наследника, сделав его рабом сладкого напитка и собственных желаний.
Такое случалось редко, но случалось, и Кадм, как и другие телохранители, рисковать не хотел. Потому флакончик «упустил», размазав его содержимое по дорогому ларийскому ковру.
Ковер пошел дырками, и его пришлось уничтожить — некоторые пятна не может вывести даже магия, а Миранис стал еще более раздражительным, чем обычно, отыгрываясь за другого телохранителя на молчаливом Рэми.
— Красивая работа, — присвистнул Миранис, ласково проведя пальцами по украшенной резными дракончиками крышке, пробуя глубокие впадинки на ощупь. — Древняя…
Телохранитель вздохнул: даритель принцу угодил. Миранис любил старинные штучки — его покои были обставлены потемневшей от времени мебелью, и каждая вещичка там имела свою историю: принц увлекался древней магией и любил «слушать» вещи. Из покоев принца и его телохранителей никогда ничего не выкидывали и не выносили — уничтожали. Своих тайн Миранис раскрывать не любил. В чужие — вчитывался с наслаждением.
Но на этот раз у Мираниса не было времени на игры. Чуть поколебавшись, принц легко нашел пальцами укрытые рычаги, в ларце щелкнуло, тяжелая крышка плавно поднялась, открывая обитое красным бархатом нутро.
Глаза принца сузились и странно заблестели: как у мальчишки, что приготовился для очередной шалости.
Рэми шагнул вперед, еще не разобравшись, что именно заставило его сделать этот шаг. Тревога или любопытство? Рука принца нырнула под крышку, достала из ларца листок… Рэми остановился.
Лист бумаги был так щедро пропитан духами, что их запах долетел и до телохранителя. Вместе с запахом пришло и узнавание, подтвержденное шепотом принца: «Лера… проказница».
Рэми украдкой поморщился. «Проказницей» была очередная любовница наследника. На этот раз рыжая, толстая и наглая, она, на вкус Рэми, вовсе не подходила на роль фаворитки принца.
Радовало лишь то, что возлюбленные Мираниса менялись не реже чем раз за луну, а значит глупая девка в фаворитках долго не задержится.
Миранис жестом подозвал телохранителя. И когда Рэми подошел и встал рядом, неожиданно сунул ему в руки послание.
Зачем? Рэми и сам не знал. Видимо, ему никогда не будет дано понять насмешливого Мираниса.
«Придешь ко мне ночью, мой принц, — плясали коряво выведенные буквы на изящном нежно-розовом листке тонкой бумаги.
— В одном плаще и с моим подарком на шее».
— Видишь, — усмехнулся Мир, возвращаясь к столу и доставая что-то из ларца. — Ты, как всегда, беспокоишься зря.
Рэми вздрогнул. Действительно ли в голосе принца проскользнула тень заботы или все же, как всегда, издевка? В пальцах Мира мелькнуло нечто прозрачное, подвешенное на тонком шелковом шнурке. Лишь спустя мгновение телохранитель понял что вырезанная из горного хрусталя статуэтка Аниэлы, богини любви.
Некоторое время Мир вертел в пальцах незатейливый, продаваемый у храмов амулет, прежде чем повесить его на шею.
— Мы закончили, — приказал он, отходя к окну. — Думаю, сегодня мне пора отдохнуть…
Это уже было на него похоже: поддаться капризу и забыть обо всем ради какой-то любовницы.
Рэми не возражал — не положено ему возражать. Другим телохранителям было позволено, но Рэми — нет.
Телохранитель украдкой вздохнул, подошел к столу, опустил записку Леры в пустой ларец. Пальцы нечаянно коснулись крышки, всего на мгновение, но и его было достаточно, чтобы у Рэми перехватило дыхание. Вздрогнув, он задел все еще лежащие на столе листки с посланием, и те с легким шелестом посыпались на пол. Наследник обернулся.
— Прости! — Рэми бросился собирать рассыпанные страницы.