Даже парки повелителя не могли сравняться с великолепием клана. Там, за стенами стоявшего на горе замка, раскинулся лес.
Огромные деревья, украшенные россыпью сочных плодов, серебристые ленты рек, то игриво прятавшиеся за листвой, то вновь из-под нее выныривавшие, парившая над лесом пара белоснежных пегасов.
Залюбовавшись грацией животных, Арман почти забыл о незнакомке. Поймав на себе ее жаркий взгляд, он внезапно почувствовал себя неловко, почувствовав, что краснеет. Впервые за долгие годы женщина заставила его смутиться, как обычного мальчишку. Боги, да что же это?
Смотря на виссавийку, Арман вдруг понял — не волнует его красота за окном. Не волнует даже спящий за дверью Рэми. Впервые в жизни хочется только одного, чтобы эти черные глаза запылали радостью так же неистово, как теперь пылали мольбой. Ошеломленный этой мыслью, он шагнул назад, и уже не знал, благодарить богов или проклинать за немилость, когда скрипнула дверь и в покои вошел принц.
— Добрый день, Рина, — Мир с серьезным видом склонился к руке девушки, коснувшись ее губами. — Счастлив видеть в своих покоях сестру вождя Виссавии.
— Но я думала, что вы… — чуть разочарованно протянула виссавийка, смотря на Армана. — Я думала это вы…
— Ну да, Арман действительно более красив, чем я, — насмешливо ответил Мир. — Наверное, это ему следовало родиться принцем. Но увы. Это всего лишь дозорный, и он сейчас простится с моей гостьей и оставит нас наедине, не так ли?
Мир говорил спокойно, вежливо, но Арман уловил в словах друга тщательно скрываемое раздражение.
— Да, мой принц! — он поклонился девушке, потом Миру, и стрелой вылетел из покоев брата.
Позднее, прыская в лицо холодной водой, он молился только об одном: чтобы Миранис согласился… остаться в Виссавии. И чтобы еще раз увидеть Рину, младшую сестру вождя.
На что он надеется?
— О чем ты думаешь, Арман? — сказал он сам себе. — Она не для тебя.
Разум соглашался. А сердце? Впервые в жизни сердце старшого бунтовало против разума.
— Мой архан, — тихий голос хариба заставил Армана вздрогнуть. — Вашему брату гораздо лучше…
— Спасибо, Нар, — Арман вспомнил, как отшвырнул недавно хариба, как тот неловко упал, ударяясь спиной о дверь, и быстро добавил. — Я приказываю тебе сходить к целителю. И прости…
— …мой архан…
— …прости, я не должен был. Больше этого никогда не повторится. Даю слово.
Ударить хариба… который предан ему душой и телом… Какой стыд.
Было темно и прохладно. Игна попала голой лодыжкой в что-то колючее и зашипела от боли, осторожно выпутывая ногу из зарослей ежевики.
— Пошли домой! — начал канючить братишка.
— Какое домой! — закричала девушка, наскоро залечивая царапину. Учитель доволен не будет: мало того, что влипла в ежевичник, так еще и сил слишком много на исцеление потратила, а ведь завтра посвящение. — Впервые за много дней не было бури.
Понимаешь? И вообще, не ты ли хотел посмотреть на кассийцев?
Хотел…
— Ну, хотел, — не унимался не по годам умный братишка. — Глупость хотел. Темно, еще шею сломаешь… а я перехода делать не умею.
А она умеет? Вместо того, чтобы вывести их прямо к замку, попала в лес. Где замок она понятия не имеет, и как вернуться назад, сказать по правде, тоже не совсем…
— Ишь ты какой! Не о сестре думаешь, а о переходе! Домой не попадешь, в теплую кроватку?
— Тише!
Игна, услышав то, что давно услышал более чувствительный братишка, застыла, осторожно толкая брата в сторону противоположную ежевичнику. Сразу вспомнились предупреждения старших: кассийцы на них не похожи. Они циничны и злы, способны на нечто, о чем воспитанной виссавийке знать не полагается… Игну всегда интересовало до жути, что это за «нечто», о чем, закатывая глаза, так любила распинаться долгими вечерами целительница-мать.
— Они как хищники. Едят мясо других животных, но не это самое страшное — они «едят» друг друга. Наслаждаются чужими страданиями. Когда я подхожу к такому человеку, мне его не исцелять, мне его убить хочется. Их жертвы… они не лучше. С таким же удовольствием, как и их мучители, истязают слабейших.
Для их женщин избавиться от ребенка — нормально. Их жрецы убивают детей, родившихся вне брака. Если такой ребенок даже выживет, то лучше ему не будет — его просто «сожрут». Я не понимаю жестокости этих людей. Не понимаю, как можно другим причинять боль и этим наслаждаться… Я не понимаю, как можно спать с мужчиной, его ненавидя.
— Мама, а что значит «спать с мужчиной»? — перебила однажды словесный поток матери Игна.