Убедившись, что находится в собственном кабинете, принц сначала удивился, потом разозлился. Хороши телохранители — он тут валяется неизвестно сколько, а они ни сном, ни духом?
Последним, что он помнил, было утро, распахнутое окно, запах мокрой листвы и цветущей черемухи. Помнил мягкость хлеба и предвкушение спокойного дня.
Потом? Осторожная поступь хариба, следивший за принцем преданный взгляд лежавшего у кровати волкодава и… неожиданно вошедший в покои виссавиец, молчаливо подавший принцу послание… А дальше — пустота.
— Странно все это, — прошептал принц, потирая виски. Да и кабинет выглядел странно. Разбросанные вокруг книги, какие-то листы, на которых Миранис с удивлением и с возрастающим гневом разглядел посольские вензеля, запах чего-то знакомого, чего-то, что принц почему-то отказывался узнавать. «Будьте осторожны, Миранис, — прочитал он на поднятой с пола странице. — Наши источники говорят, что вы в опасности. А наши источники ошибаются редко. Алкадий вновь набрал силы и вернулся в Кассию. Вы знаете, что он собирается делать. Вы знаете, чем вам это грозит. И вы знаете, что не способны ему противостоять.» Принц вздрогнул, прикусив губу. Еще бы не знать. Но слушать, как кто-то из соседней страны поучает его, наследного принца Кассии?
— Проклятые выскочки! — прошипел он, комкая лист и швыряя его об стену.
Он ненавидел Виссавию! Ненавидел ее тайны, ненавидел скрывающих лица виссавийцев-целителей. Но больше всего он ненавидел навязанного ему щенка-виссавийца, который вечно мозолил глаза наследному принцу.
Да, виссавийцы правы, но как и Рэми частенько прав, но кому легче от этой правды?
— Проклятый Рэми! — прошептал Миранис.
Узы богов тянули принца к мальчишке, как тянули к любому телохранителю. Верные друзья, соратники, советчики, избранники богов, которые не могли изменить, всецело посвящая себя служению престолу, которые всю жизнь будут рядом… все, кроме Рэми.
Покачнувшись от неожиданно накатившей слабости, Мир оперся рукой о пол и вздрогнул, когда его ладонь попала во что-то липкое. Неосознанно отшатнувшись, Мир посмотрел на пальцы и ошеломленно прошептал:
— Кровь?
Кровь… Ее капли на книгах, ее пятна на рассыпанных вокруг листах и лужа за спиной, откуда? Нехотя обернувшись, Мир нервно сглотнул.
Замерло на мгновение сердце, вновь забилось, бешено, пытаясь выскочить из груди, когда дошло, наконец, до Мира — на чем лежала недавно его голова.
— Рэми, Рэми! — звал он, подползая к телохранителю.
Мир дрожащими пальцами стянул с запястья Рэми серебряный браслет, провел пальцами по покрытой синей татуировкой коже и отдернул руку… Знаки рода остались неподвижными, не отозвались на властное прикосновения, не зажглись синим сиянием, значит, Рэми мертв.
— Боги, почему я ничего не помню? — шептал Миранис, выдергивая кинжал из тела и переворачивая его на спину.
Глаза Рэми были закрыты. Кожа, обычно темная, как от загара, теперь вдруг стала бледной и цвет ее не отличался от цвета приоткрытых пухлых губ. Правую щеку испачкала запекшаяся кровь, и Миранис очень осторожно отлепил от кровавого пятна длинную черную прядь, отчаянно боясь прикоснуться к рваной ране. За все свои двадцать четыре года не чувствовал он себя так плохо, как сейчас.
— Почему я ничего не помню? — повторил принц.
Мираниса охватили боль, отчаяние, раскаяние, и страстное желание, чтобы мальчишка разлепил наконец-то свои пухловатые губы, выпалил очередную глупость.
— Рэми, держись… не уходи далеко, я тебя вытащу! — прошептал он и вздрогнул, когда скрипнула за спиной дверь.
— Мой принц, прости, но это срочно, — услышал Миранис и сразу же пожалел, что распустил одного из своих друзей, разрешив ему входить без доклада.
Медленно обернувшись, Мир увидел то, что ожидал увидеть: безумное удивление в голубых, обычно холодных глазах, мертвенно посиневшее лицо. Увидел, как покачнулся всегда державший себя в руках дозорный, как оперся старшой на стол, ошеломленно глядя на лежавшее перед Миранисом тело. Увидел и вскочил на ноги, подбежал к Арману, схватил за воротник, и зашипел:
— Очнись! О боги, очнись… Приказываю тебе, слышишь!
Немедленно!
— Мир, что с моим братом? — дрожащим голосом спросил Арман, переведя ошеломленный, полный боли взгляд с тела на принца. — Что. Ты. Сделал. С. Моим. Братом?
— Арман, очнись! Слышишь меня, это очень важно! Сейчас ты возьмешь себя в руки, выйдешь из кабинета и сделаешь вид, что ничего не случилось.
— Боги… Мой брат…