"Перед селекцией растений поставлены огромные новые задания… В отличие от капиталистических стран вся растениеводческая исследовательская работа также, также как селекционно-генетическая в нашей социалистической стране должна быть построена по определенному единому плану, с учетом всех потребностей. Теоретическая работа должна быть увязана с практикой. В отличие от прошлого вся селекция в нашей стране должна учитывать требования специализированного механизированного хозяйства с учетом развертывания в предстоящие годы химизации земледелия" (61).
На этой конференции степень подчиненности ученых самым уродливым по сути императивам коммунистов достигла раблезианских масштабов. Оргкомитет конференции, в который входили Н. И. Вавилов и А. С. Серебровский, "призвал, — как отмечает К. О. Россиянов, — к коренной реконструкции науки" на социалистический лад (61а). В решение конференции был записан призыв к "┘внедрению принципа классовости и партийности науки" (61б).
Имя Вавилова не сходило с газетных страниц, этому способствовало умение ученого ярко и вдохновенно выступать, чем он неизменно пользовался, бывая на множестве конференций и публичных встреч. Вавилов стал частым участником и многих митингов на государственном уровне. О таких собраниях всегда появлялись отчеты в средствах массовой информации, а Вавилов твердо придерживался той линии, что для блага его институтов и подведомственных организаций важно, чтобы его деятельность была видна всем, чтобы его имя не сходило с газетных и журнальных полос. Да и скорее всего жизнь на виду приносила ему внутреннее удовлетворение.
И дома, в СССР, и за рубежом Николай Иванович не переставал пропагандировать достижения советской власти.
Яркий пример убежденности Вавилова в этих ценностях привел Феодосий Григорьевич Добржанский — любимый ученик Ю. А. Филипченко, направленный в командировку в лабораторию Т. Моргана в США в 1927 году. Добржанский за два с половиной года работы в лучшей в мире генетической лаборатории выполнил выдающиеся исследования, и Морган предложил ему остаться в Калифорнийском Технологическом институте в должности приглашенного профессора. Добржанский рвался домой, но из-за искусственно созданных советскими властями бюрократических препон, возвращение оттягивалось и оттягивалось, и в конце концов талантливейший молодой генетик вынужденно остался на Западе (история того, как руководство АН СССР в сотрудничестве с НКВД создали все условия для невозвращения Добржанского из командировки в срок, а затем для принятия им окончательного решения о невозвращении, документально описана в работе М. Б. Конашева /62/)7. Вскоре он стал академиком Национальной Академии наук США, крупнейшим генетиком и эволюционистом ХХ-го века. Вавилов хорошо знал Добржанского лично, переписывался и встречался с ним в США несколько раз. Во время последнего приезда Вавилова в Штаты в 1932 году его уже не оставляли ни на минуту молодые "люди в штатском", но все-таки обманным маневром, по предложению Г. Д. Карпеченко, который в 1930–1931 годах также находился в США и постоянно контактировал с Добржанским, удалось осуществить хитрый план: Добржанский пригласил Вавилова съездить в Национальный парк секвой. Приглашение было сделано в присутствии сопровождавших чекистов и в такой форме, что они поняли, будто и их пригласили в поездку. Перед отъездом было совместно решено отвезти вавиловские чемоданы и вс�
"Вавилов был пылким патриотом России. За пределами России его считали коммунистом, каковым он не был. Но он всем сердцем принял революцию, так как полагал, что она откроет более широкие возможности… для народа России… В октябре 1930 года во время поездки по Национальному парку секвой с автором этих строк (причем, вокруг нас никого не было) Вавилов с большим энтузиазмом и убежденностью говорил, что, по его мнению, возможности для удовлетворения потребностей человека, которые существуют в СССР, столь велики и столь вдохновляющи, что только ради этого можно простить жестокость режима. Он утверждал, что нигде в мире работа ученого не ценится столь высоко, как в СССР" (66).
Об этой же позиции Вавилова писал Поповский, который приводил для иллюстрации строки из письма директора Департамента сельскохозяйственных исследований Канадского зернового объединения Стрэнджа, писавшего Вавилову о своих чувствах после посещения Николаем Ивановичем Канады8: