Только с конца 1970-х годов исследование микротрубочек и других внутриклеточных волокон вышло на передний край науки, термин цитоскелет был предложен заново, и лишь в последней трети XX-го века универсальное значение цитоскелета стало осознаваться биологами и специалистами по структуре клеток. Значит опередил прогресс науки Кольцов по меньшей мере на три четверти века! Все биологи нашего времени убеждены, что понятие о цитоскелете сложилось совсем недавно, каких-нибудь три десятилетия назад. Но с начала XX-го века в течение трех десятилетий классик биологии Рихард Гольдшмидт не переставал объяснять в своих переведенных на все языки книгах "принцип Кольцова" о существовании цитоскелета и о зависимости трехмерной структуры клеток от положения и состояния внутриклеточных "эластичных волокон", обнаруженных Николаем Константиновичем. Вспоминая время, проведенное на Виллафранкской станции вместе с Кольцовым, Гольдшмидт -- свидетель рождения этого принципа -- писал на склоне своих лет:
"...там был блестящий Николай Кольцов, возможно лучший русский зоолог, доброжелательный, непостижимо образованный, ясно мыслящий ученый, обожаемый всеми, кто его знал" (6).
Через несколько лет он добавил к этой характеристике:
"Я горжусь, что такой благородный человек был моим другом всю жизнь" (7).
"Кольцовские принципы"
Вернувшись в Россию в конце 1903 года, Кольцов возобновил лекции в Московском университете и активно продолжал свои исследования физико-химии клеток. Экспериментальные данные накапливались быстро, а творческих идей у него было много. И в России и за рубежом выходили новые и новые работы русского ученого, вызывавшие всё более и более уважительное отношение. В декабре 1905 года в России началась революция, а в январе 1906 года он должен был защищать докторскую диссертацию. Эксперименты были давно закончены, сам текст диссертации написан, дата защиты была уже объявлена. Получая степень доктора, Кольцов обеспечивал себе безусловное продвижение в экстраординарные профессора -- о такой судьбе мечтали все исследователи. Однако внешние события изменили течение академических дел и сказались на научной карьере Кольцова. Принципами он не поступался, а в тот момент стало очевидным, что нормальных условий для защиты создать нельзя. Решением правительства университет был фактически оккупирован войсками, лекции и лабораторные занятия отменены, студентам был даже запрещен проход на территорию университета. Профессора должны были собраться на защиту как бы тайком, за закрытыми дверьми, и Кольцов решил в таком действе не участвовать. Снова его принципы вошли в противоречие с навязываемыми ему властями условностями. Как он сам писал в 1936 г. в предисловии к книге "Организация клетки", защита была назначена буквально "через несколько дней после кровавого подавления декабрьской революции".
"Я отказался защищать диссертацию в такие дни при закрытых дверях: студенты бастовали, и я решил, что не нуждаюсь в докторской степени. Позднее своими выступлениями во время революционных месяцев я совсем расстроил свои отношения с официальной профессурой, и мысль о защите диссертации уже не приходила мне в голову" (8).
Кольцов в тот год вступил в очень узкий кружок единомышленников, существовавший в Московском Императорском университете и известный под названием "Кружок одиннадцати горячих голов". Возглавлял кружок астроном П.К.Штернберг, про которого в обществе уверенно знали, что он -- большевик. Члены кружка обсуждали текущие новости, в том числе и политические, тайно пронесли в лабораторию Кольцова мимеограф и на нем печатали свои оценки происходящего. По мнению властей они "мутили воду" и потому были под подозрением у службы безопасности. Когда в октябре и особенно декабре 1905 года по России прокатилась волна беспорядков, случилась первая революция, кружковцы открыто встали на сторону бастующих, а надо заметить, что студенты Московского Императорского университета были чуть ли не застрельщиками беспорядков в Москве. Интересно, что одним из руководителей студенчества во время революции 1905 года был дальний родственник Кольцова Сергей Четвериков1 , который в это время учился в университете и был избран студентами в Центральный Студенческий Совет, а от него (единственным непосредственно от российского студенчества) во Всероссийский Стачечный Комитет. (В 1955 году Сергей Сергеевич Четвериков продиктовал мне воспоминания об этом времени, опубликованные много позже /10/).