В эти же дни в печати в особенно мажорных тонах расписывали "народность" советской науки, делали упор на связь между появлением в науке таких людей, как Лысенко, и программой партии по привлечению в науку и культуру "красных специалистов". В ноябрьском номере журнала "Вестник АН СССР" в передовой статье (218) были приведены слова С.И.Вавилова:
"Народность советской науки определяется тем, что за советские годы в науку привлечены народные массы, что громадное большинство всей армии советских ученых -- это выходцы из рабочих и крестьян, которые всем своим существом связывают нашу научную культуру с жизнью, бытом, стремлением народных масс" (219).
Подтверждением того, насколько высоко ставили победу Лысенко кремлевские руководители, служило то, что даже в докладе, посвященном 31-й годовщине Октября, первый заместитель Председателя Совета Министров СССР В.М.Молотов в присутствии самого Председателя -- И.В.Сталина особо остановился на этом вопросе, оценив его с политической точки зрения:
"Дискуссия по вопросам наследственности поставила большие принципиальные вопросы о борьбе подлинной науки, основанной на принципах материализма, с реакционными идеалистическими пережитками в научной работе, вроде учения вейсманизма о неизменной наследственности, исключающей передачу приобретенных свойств после-дующим поколениям. Она подчеркнула творческое значение материалистических принципов для всех областей науки, что должно содействовать ускоренному движению вперед научно-творческой работы в нашей стране. Мы должны помнить поставленную товарищем Сталиным перед нашими учеными задачу: "Не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны"... Дискуссия по вопросам биологии имела и большое практическое значение, особенно для дальнейших успехов социалистического сельского хозяйства. Недаром эту борьбу возглавил академик Лысенко, заслуги которого в нашей общей борьбе по подъему социалистического сельского хозяйства известны всем...
... Научная дискуссия по вопросам биологии была проведена под направляющим влиянием нашей партии. Руководящие идеи товарища Сталина и здесь сыграли решающую роль, открыв новые широкие перспективы в научной и практической работе" (220).
Был ли Сталин предрасположен к лысенкоизму?
В заключение этой главы есть смысл вернуться к вопросу, не раз возникавшему в литературе и носящему хоть и личностный характер, но достаточно важному: почему Сталин с таким воодушевлением воспринял лысенкоизм? Действительно, почему наивные и поверхностные идеи Лысенко о прямом влиянии внешней среды на наследственность, его горячее одобрение принципа наследования благоприобретенных признаков -- эти, в общем, довольно легко отвергаемые экспериментами взгляды, нашли отклик в душе Сталина?
Анализируя этот вопрос, Ж.А.Медведев (221) и Л.Грэм (") отрицают связь между собственными идеями Сталина, выражавшимися им с первых самостоятельных политических шагов, и лысенковскими утверждениями. Грэм, в частности, повторяя слова Ж.А.Медведева, пишет:
"Поддержка, которую Лысенко заслужил у Сталина, была без сомнения очень важной в его непрерывном взлете. Однако трудно отыскать в теоретических писаниях Сталина свидетельства для такой симпатии. Некоторые авторы считают, что с ранних пор Сталин был предрасположен к неоламаркизму; в подкрепление этого взгляда часто ссылаются на сталинскую работу "Анархизм или социализм?", опубликованную в 1906 году. Эти аргументы становятся менее убедительными при их проверке: одна единственная фраза из "Анархизма или социализма?" имеет отношение к биологии и эта фраза не очень значаща" (223).
Грэм вслед за Медведевым приводит эту, якобы единственную, фразу, использованную Сталиным во время обсуждения периодической системы элементов Менделеева (224), когда Сталин, говоря о переходе количественных изменений в качественные, пишет:
"Об этом же свидетельствует в биологии теория неоламаркизма, которой уступает место неодарвинизм" (225).
Однако утверждение о наличии всего одной фразы, имеющей отношение к биологии, в данной работе Сталина -- ошибочно. Рассуждения о дарвинизме и ламаркизме как способах объяснения эволюционного развития и о теории катастроф Кювье как одной из форм объяснения революционных перемен занимают центральное место в первой части работы, озаглавленной "Диалектический метод". Обращаясь к наблюдениям биологов, касающимся изменений органического мира и безосновательно привлекая эти наблюдения к решению вопросов социального развития, Сталин видит в них иллюстрацию диалектического единства количественных и качественных изменений24,