Только в середине 1966 года, после того как тайным голосованием члены Отделения общей биологии АН забаллотировали Лысенко при переизбрании его на новый срок в качестве директора, этот институт, наконец, был реорганизован, и на его базе создан Институт общей генетики АН СССР (сегодня он носит имя Н.И.Вавилова). В него влилась огромная лаборатория Н.П.Дубинина, который в том же 1966 году, одновременно с генетиком Б.Л.Астауровым, стал академиком АН СССР. Но практически все ведущие сотрудники Лысенко остались на местах.
В одесском институте жизнь текла размеренно и без волнений. Там вообще все остались на местах, тематику не поменяли и работали, как прежде. Лишь к началу 70-х годов ценой длинных пешечных ходов в кресло директора был продвинут молодой кандидат наук из своих А.А.Созинов, который вооружился отверткой, клещами и кувалдой, пошел к воротам и сбил доску с указанием, что здесь размещается институт имени Лысенко. Официально никто институт этого имени не лишал.
Сам Лысенко сохранил за собой научное руководство "Горками Ленинскими", где под его началом трудилось более ста научных сотрудников. Академик трех академий спокойно продолжал участвовать в сессиях и общих собраниях академиков, неизменно проходил в первые ряды на каждом из таких заседаний и не стеснялся вступать в дискуссии и споры.
В конце каждого года он, как и требуется от академика, отправлял в академии пухлый том своих отчетов. Они, как две капли воды, напоминали его прежние писания. В них по-прежнему утверждалось, что генов нет, что ДНК -- это молекула, не обладающая никакой наследственной специфичностью. Лысенко продолжал считать, что открытые им "законы" -- наивысший продукт человеческой мысли.
Летом 2000 года нынешний директор Всероссийского института растениеводства имени Н.И.Вавилова Виктор Александрович Драгавцев вспоминал в беседе со мной, что в бытность его ученым секретарем Научного Совета по генетике и селекции АН СССР в 1970-м году ему позвонил Келдыш и попросил познакомиться с отчетом, направленным Лысенко в Академию Наук. К отчету, напечатанному на почти двухстах страницах, была приложена записка Лысенко, в которой он упрямо повторял, что "обогатил мировую науку открытиями метода яровизации, теории стадийного развития, превращения видов, летних посадок картофеля, создания жирномолочных коров". Однако, по его словам, его работе "мешают такие вейсманисты-морганисты как Дубинин, Астауров, Рапопорт, Эфроимсон и другие". Он называл их врагами народа и предлагал с ними расправиться. Драгавцев отправил отчет на отзывы трем специалистам, получил отрицательные заключения и вернул все материалы Келдышу. Неожиданно через несколько дней Драгавцева попросили срочно прилететь в Москву из Новосибирска, чтобы встретиться с Келдышем. Встреча состоялась поздним вечером. Просьба, высказанная Келдышем, была простой: каждый год, получая очередной том с отчетами Лысенко и его сотрудников, не направлять его на отзывы, а запирать в сейф. "Не надо подымать волну", -- просил ученого секретаря Президент АН СССР, которому приходилось видимо не сладко из-за жалоб Лысенко властям на то, что его продолжают зажимать. Так Драгавцев и стал делать. Один из отчетов Лысенко (за 1972 год) сохранился у него до настоящего времени. Разбирать его мало интересно. За государственные деньги сын Лысенко Олег и еще с десяток подписавших отдельные разделы сотрудников наглядно "Мичуринская биологическая концепция в корне противоречит, отвергает вейсманистскую биологическую концепцию во всех ее вариациях /менделизм, морганизм и теперешняя генетика/. Вейсманистская концепция... считает, что в теле /соме/ организмов, в их клетках находится особое вещество наследственности... и размножается это наследственное вещество только путем точного копирования. Поэтому, качество наследственного вещества не зависит от условий жизни, от качества пищи, из которой строится живое тело организмов.
Мы исходим из того, что наследственность -- это не какое-то вещество, а врожденные потребности живого тела в условиях жизни." (152).
На двадцати с лишним страницах сын Лысенко описывал примитивнейшие опыты по якобы установленному им доказательству "адекватной внешним условиям наследственности". Он перечислял число растений посеянных, взошедших, развившихся, ставших наследственно новыми и прочее и прочее. Эти опыты десятки раз были повторены учеными в лысенковское время, и ни у кого ни в СССР, ни в других странах не было найдено описываемого эффекта, пора было остановиться, но он продолжал твердить: