Наука, с её педантизмом, дотошностью, несговорчивостью и отверганием мифов, вызывала раздражение вождей, начиная с Ленина, страдавшего комплексом неполноценности из-за того, что ему не довелось нормально поучиться в университете, познать языки, прикоснуться к чтению серьезных трудов ученых.
Ученые были неспособны дать в руки властям равные лысенковским обещания и при этом вызывали дополнительное раздражение властей тем, что критиковали "новатора". Чтобы парировать научную критику, Лысенко пошел естественным для него путем: словесно отверг законы науки, объявил их несуществующими или вредными. Осторожность ученых и их критическое отношение к "практику" Лысенко были охарактеризованы "практиком" как вылазки против передовой науки, а еще чаще лысенкоисты выставляли ученых перед коммунистическими властителями как идейных врагов и вредителей.
Развязанная коммунистами истерия поиска идейных врагов, расправы с ними самыми кровавыми способами, создала условия, при которых всех несогласных с избранниками Коммунистической Системы квалифицировали однозначно как врагов Системы, и это породило криминально-уголовную практику расправы с научными противниками Лысенко.
Еще одной из причин, обеспечивших восторженный прием Лысенко, был классовый принцип, избранный в качестве решающего при создании красной интеллигенции. В этом смысле даже уж совсем мелкая деталь могла подкупить власти: исполнителем идеи сына выступил его отец -- действительно простой, не обученный ни в каких школах и заочных институтах крестьянин, который открыто заявил о горячем желании помочь партии и правительству. В атмосфере тех лет, ежедневно подпитываемой рассуждениями о неиссякаемых творческих силах простых людей, их желании и возможности горы своротить, но светлое будущее построить ("коммунизм не за горами -- твердили этим людям ежечасно"), реальность таких подвигов представлялась сама собой разумеющейся. Большинству вовсе не казалось тогда странным, что малограмотные, темные люди легко преодолевали затруднения, непосильные для пусть и грамотных специалистов, но "превозмогших лишь казенное образование" (выражение Ленина). Ведь последние, как утверждалось, почти поголовно заскорузли в своих "берлогах", и потому оскудели -- и кругозором и по части смелости. Поэтому даже не возникал вопрос, а как же это могло случится, что наука и ученые прошли мимо столь легкой возможности утроить урожаи одним махом. Ответ был заранее сформулирован: а им это и не нужно было вовсе, они, "казенные специалисты", о себе, о своей выгоде и наживе пеклись, а не о благе народном помышляли.
Также помогли признанию Лысенко властями его личностные качества. Он продемонстрировал недюжинное умение контактировать с руководителями разного ранга, удачно держал речи перед самим Сталиным, зная, кого нужно во время этих выступлений позорить и как нужно щедро раздавать обещания на будущее. Не пасовал он и в общении с самыми маститыми учеными, часто просто третируя их. В сталинское время многие просоветские литераторы умилялись личными талантами Трофима Денисовича Лысенко, его нетерпимостью к идейным противникам, его бульдозерным темпераментом и медвежьей хваткой. Умиляться тут вроде бы было нечему, хотя нельзя не признать, что в своей социальной среде он действовал умело и успешно. Он вырос на специфической питательной среде, он следовал укоренившейся в коммунистическом обществе морали, использовал стиль поведения, признаваемый обществом за единственно правильный. Конечно, Лысенко проявил недюжинный талант в политиканстве, добился на этом пути наивысшего успеха, стал едва ли не самой колоритной фигурой в научной сфере Страны Советов. Но его личностные черты, индивидуальные оттенки ни в коей мере не могут заслонить собой непреложность общей картины, характерологическая сущность которой никак не может быть сведена (или низведена) до уровня личностного феномена.
Слабая образованность большинства новых вождей не только вела к вере в мифы. Она была важным фактором, который обусловил принижение уровня научных исследований, низведение научного творчества до положения служанки при дворе Её Величества Практики. Примат практицизма в науке, требование к науке быть обращенной лицом к практике было внедрено в советском обществе безоговорочно. Лысенко это хорошо уловил с самого начала своей карьеры и быстро приучился противопоставлять в своих декларациях практический подход теоретическому. Деятельность Лысенко и его сторонников развертывалась на фоне непрестанного повторения в качестве исходной предпосылки нужды в срочной помощи практике со стороны науки. Заявления о практической направленности их работы сопровождали все выступления лысенкоистов, всегда противопоставлявших себя тем ученым, которые якобы бездумно мудрствуя и постыдно теоретизируя, лишь поедали хлеб народный.