В письме о своей поездке на Украину автор «Бюллетеня» описывал разительные социальные контрасты, особенно выпукло выступившие в период массового голода. «В Москве, т. е. в наиболее привилегированном и лучше снабжённом городе за много месяцев не увидишь того, чем в несколько дней поражает провинция… В дороге, повсюду непрерывные картины ужасающей нищеты. Всё напоминает период гражданской войны… Люди лежат в течение многих дней на вокзалах; мужчины, женщины, дети, все вместе, вповалку… Куда они едут? Зачем? Где-то можно купить картошку, хлеба, где-то происходят работы, где-то на фабрике лучшее снабжение. Всё вертится во всяком случае вокруг хлеба насущного. Из-за него люди берут на себя чудовищное страдание этих поездок. „Вожди“ и бюрократы называют их презрительно „летунами“, „кулаками“, „спекулянтами“, иногда просто крестьянами, что должно значить, что их голод потому не существенен, что они ещё не настоящие пролетарии, между тем этих людей надо… накормить. Эти „спекулянты“ — спекулируют только для получения куска хлеба. Эти „летуны“ летают на другой завод из-за того же куска хлеба» [812].
В отчёте о поездке в СССР в составе первомайской делегации иностранный коммунист так описывал свои впечатления: «Много крестьян с узелками (в лохмотьях), пришедших или приехавших из деревни. Многие сидят на тротуарах, загромождая своими узлами путь. Они ждут. Чего?.. Когда переводчиков спрашивают, кто эти ободранные, изнемождённые люди, они неизменно отвечают: „Кулаки“». Далее автор письма описывал свой разговор с советским коммунистом. «Все эти люди, которых вы видите слоняющимися по улицам,— говорил тот,— это крестьяне, покинувшие деревню. Не верно, что это только кулаки… Я видел колхозников, совершенно изголодавшихся и в отчаянии, они с тоской рассказывают, как они когда-то молоко пили; я видел изгнанных из колхозов старух и стариков за то, что они не в состоянии выполнить норму… Они продают постепенно всё, что у них есть, чтоб поставить требуемое (речь шла о государственных поставках, которым был придан характер обязательных налогов.— В Р.), и всё недостаточно. И тогда они идут в город; и вот они здесь на улице, не зная, что делать дальше». В письме рассказывалось и о том, как реагирует на голод бюрократия: «На вопросы о голоде сытый бюрократ показывает, что он и знать не хочет, что другие голодают. „Как будто у нас голодают! Кто голодает — кулак“» [813].
Называя массовый голод и другие бедствия, постигшие крестьянство, непосредственными результатами сталинских методов коллективизации, Троцкий писал, что «гибель людей — от голода, холода, эпидемий, репрессий — к сожалению, не подсчитана с такой точностью, как гибель скота; но она также исчисляется миллионами [814]. Вина за эти жертвы ложится не на коллективизацию, а на слепые, азартные и насильнические методы её проведения» [815].
Отмечая, что «никогда ещё дыхание смерти не носилось так непосредственно над территорией Октябрьской революции, как в годы сплошной коллективизации», Троцкий перечислял наиболее страшные сталинские акции и их разрушительные последствия: «Недовольство, неуверенность, ожесточение разъедали страну. Расстройство денежной системы; нагромождение твёрдых цен, „конвенционных“ и цен вольного рынка; переход от подобия торговли между государством и крестьянством к хлебному, мясному и молочному налогам; борьба не на жизнь, а на смерть с массовыми хищениями колхозного имущества и с массовым укрывательством таких хищений; чисто военная мобилизация партии для борьбы с кулацким саботажем после „ликвидации“ кулачества как класса; одновременно с этим: возвращение к карточной системе и голодному пайку, наконец, восстановление паспортной системы — все эти меры возродили в стране атмосферу, казалось, давно уже законченной гражданской войны» [816].
Троцкий неоднократно подчеркивал, что деревню постигли наиболее тяжёлые последствия сталинского авантюристического курса, продолжавшегося на протяжении всей первой пятилетки, и что насильственная коллективизация нанесла огромное поражение делу социализма. Не менее страшным поражением мирового коммунистического движения он считал захват власти в Германии фашизмом, путь которому был проложен сектантской политикой сталинизированного Коминтерна.
814
По оценкам современных советских и зарубежных исследователей, число жертв голода 1932—33 годов составило 3—4 млн чел.; помимо этого, 2 млн чел. — скотоводов Казахстана откочевало за пределы страны (История СССР. 1990. № 5. С. 27).