Налоги на богатство также трудно оценить, и налогообложение таким образом приведет к умножению хитростей, направленных на сокрытие богатства в трастах и других сложных механизмах, иногда оффшорных. Для этой цели налоги на богатство должны сочетаться с корпоративными подоходными налогами, налагаемыми непосредственно на прибыль компании, которые легче оценить и собрать. Как минимум, налоги на богатство должны сочетаться с более тесным международным сотрудничеством между налоговыми органами, включая пересмотр правил для оффшорных налоговых гаваней и согласованные усилия по закрытию лазеек. Любой налог на богатство также должен быть встроен в ограничения, налагаемые верховенством закона и демократической политикой, и иметь четкие конституционные принципы, чтобы снять опасения, что такие налоги могут быть использованы для экспроприации определенных групп населения.
В целом, мы считаем, что налоги на богатство, в сочетании со значительными усилиями по закрытию налоговых лазеек и изменению бухгалтерской отрасли, могут принести пользу, но не являются основной частью более системных решений, к которым мы стремимся.
Перераспределение и укрепление сети социальной защиты. США нуждаются в более совершенной системе социальной защиты, а также в более эффективном и масштабном перераспределении. Многие факты показывают, что в США и Великобритании сети социальной защиты стали намного слабее, и этот недостаток способствует бедности и снижению социальной мобильности. Сегодня социальная мобильность в США намного ниже, чем в странах Западной Европы.
Например, 85 процентов различий в доходах между семьями устраняются в течение одного поколения в Дании, где дети бедных родителей обычно становятся богаче. В Соединенных Штатах этот же показатель составляет лишь около 50 процентов. Укрепление системы социальной защиты и улучшение школ в менее благополучных районах стали насущными потребностями. Такая политика должна быть дополнена более широкими мерами по перераспределению средств.
Хотя активное перераспределение и улучшение системы социальной защиты сами по себе не повлияют на направление развития технологий и не уменьшат власть крупных технологических компаний, они могут стать эффективным инструментом в сокращении значительного неравенства, возникшего в США и других промышленно развитых странах.
Одно конкретное предложение, популяризированное Эндрю Янгом в ходе Демократической предвыборной кампании 2020 года, заслуживает обсуждения: всеобщий базовый доход. UBI, который обещает безусловную сумму в долларах для каждого взрослого человека, стал популярной политической идеей в некоторых левых кругах, среди более либертарианских ученых, таких как Милтон Фридман и Чарльз Мюррей, и среди технологических миллиардеров, таких как Джефф Безос из Amazon. Поддержка этой идеи отчасти обусловлена явной неадекватностью системы социальной защиты во многих странах, включая США. Но она также получает мощный импульс от утверждения, что роботы и искусственный интеллект толкают нас к безработному будущему. И поэтому, как утверждается, нам нужен UBI, чтобы обеспечить доход большинству людей (и предотвратить восстание с вилами, которого опасаются некоторые технологические миллиардеры).
Однако UBI не идеально подходит для укрепления сети социальной защиты, поскольку он передает ресурсы не только тем, кто в них нуждается, но и всем. В отличие от этого, многие программы, которые легли в основу государств всеобщего благосостояния двадцатого века по всему миру, направлены на трансферты, включая расходы на здравоохранение и перераспределение, тем, кто в них нуждается. Из-за отсутствия адресности UBI будет более дорогим и менее эффективным, чем альтернативные предложения.
Кроме того, UBI, вероятно, является неправильным решением для нашего нынешнего затруднительного положения, особенно по сравнению с мерами, направленными на создание новых возможностей для работников. Существует множество доказательств того, что люди более удовлетворены и более вовлечены в жизнь общества, когда они чувствуют, что вносят свой вклад в развитие общества. В ходе исследований люди не только отмечают улучшение психологического состояния, когда они работают, по сравнению с просто получением трансфертов, но даже готовы отказаться от значительной суммы денег, чем отказаться от работы и получать чистые трансферты.
Более фундаментальная проблема с UBI связана не с психологическими преимуществами работы, а с ошибочным повествованием о проблемах, стоящих перед миром, которое она пропагандирует. UBI естественно поддается интерпретации нашего нынешнего затруднительного положения, которая является ошибочной и контрпродуктивной. Она подразумевает, что мы неумолимо движемся к миру, в котором у большинства людей мало работы и растет неравенство между разработчиками все более продвинутых цифровых технологий и остальными, поэтому масштабное перераспределение - единственное, что мы можем сделать. Таким образом, оно также иногда оправдывается как единственный способ подавить растущее недовольство населения. Как мы уже подчеркивали, эта точка зрения ошибочна. Мы движемся к еще большему неравенству не неизбежно, а вследствие ошибочного выбора того, кто обладает властью в обществе, и направления развития технологий. Это фундаментальные проблемы, которые необходимо решать, в то время как UBI — это пораженчество и принятие этой судьбы.
Фактически, UBI полностью поддерживает видение деловой и технологической элиты о том, что они - просвещенные, талантливые люди, которые должны щедро финансировать остальных. Таким образом, он умиротворяет остальную часть населения и усиливает статусные различия. Иными словами, вместо того, чтобы решать проблему зарождающейся двухуровневой природы нашего общества, она подтверждает это искусственное разделение.
Все это говорит о том, что вместо поиска причудливых механизмов трансфертов общество должно укреплять существующие системы социальной защиты и, что особенно важно, пытаться сочетать это с созданием значимых, хорошо оплачиваемых рабочих мест для всех демографических групп - что означает перенаправление технологий.
Образование. Любимым инструментом борьбы с неравенством у большинства экономистов и политиков является увеличение инвестиций в образование. В этом есть определенная мудрость: школы имеют решающее значение для формирования навыков работников и вносят вклад в развитие общества, прививая молодежи его основные ценности. В то же время существует мнение, что во многих странах школьное образование является неполноценным, особенно для учащихся из низких социально-экономических слоев. Кроме того, как мы видели, школы являются одной из областей, где человекодополняющий ИИ может быть наиболее плодотворно использован для улучшения результатов обучения и создания новых значимых рабочих мест. В США есть части системы школьного образования, такие как муниципальные колледжи и профессиональные школы, которые должны быть серьезно перестроены, особенно для того, чтобы больше сосредоточиться на навыках, которые будут более востребованы в будущем.
Хотя образование само по себе не изменит траекторию развития технологий и не приведет в действие противодействующие силы, инвестиции в образование могут помочь некоторым из наиболее обездоленных граждан, не имеющих доступа к хорошему школьному образованию.
Увеличение инвестиций в образование может помочь обществу производить больше инженеров и программистов, которые будут иметь более высокие заработки в результате повышения квалификации, но мы должны помнить, что существует предел того, сколько таких должностей будет востребовано компаниями. Образование имеет и косвенный положительный эффект, который может помочь остальным. Когда инженеров и программистов становится больше, это может повысить спрос на другие, более низкоквалифицированные профессии, и менее образованные работники также могут получить выгоду - даже если не они получают образование и занимают желанные должности программистов и инженеров. Такая передача благосостояния связана с эстафетой производительности и иногда работает в ожидаемом направлении, но ее охват зависит от характера технологии и степени власти работников. Следовательно, эти косвенные эффекты от образования могут быть более значительными, если происходит некоторое перенаправление технологий (так что не все рабочие места с низкой квалификацией автоматизируются) и, если институты позволяют даже работникам с низкой квалификацией торговаться за достойную заработную плату.
Наконец, мы предостерегаем от мнения, что технология должна приспосабливаться сама по себе, и единственное, что общество может сделать для борьбы с ее негативными последствиями, — это обучить большее количество рабочей силы. Направление развития технологий, последствия их неравенства и степень распределения прироста производительности между капиталом и трудом не являются неизбежными фактами; это выбор общества. Как только мы принимаем эту реальность, довод о том, что общество должно позволить технологиям идти туда, куда хотят могущественные корпорации и небольшая группа людей, а затем делать все возможное, пытаясь догнать образование, кажется менее убедительным. Скорее, технологии следует направлять в ту сторону, где лучше всего используются навыки рабочей силы, а образование, конечно же, должно одновременно адаптироваться к новым требованиям к навыкам.