Кроме того, существовал аспект международной конкуренции. По мере того как европейская экономика становилась все более унифицированной, финансовые компании, расположенные в Европе, становились все крупнее и имели больше возможностей для работы за пределами международных границ. Капитаны крупных американских банков утверждали, что им тоже следует позволить свободно действовать по всему миру, чтобы получить те же преимущества от увеличения размера и глобального охвата. Журналисты, министры финансов и руководители международных органов финансового регулирования купились на эту версию.
Накануне мирового финансового кризиса 2008 года некоторые из этих банков взяли на себя большой риск, поставив на то, что цены на жилье могут только расти. Их прибыль и бонусы руководителей и трейдеров раздулись из-за этих чрезмерных рисков и из-за большого объема заимствований, которые принесли высокую прибыль по сравнению с капиталом, вложенным в эти учреждения - но только до тех пор, пока все шло хорошо. Сложные финансовые операции, известные как деривативы, также стали мощным источником прибыли для индустрии . Торговля опционами, свопами и другими инструментами увеличивала размер прибыли в годы бума. В первой половине 2000-х годов только на финансовый сектор приходилось более 40 процентов общей прибыли американских компаний. Но вскоре стало до боли ясно, что та же самая финансовая структура значительно увеличила потери, с которыми столкнулись некоторые компании при падении цен на жилье и другие активы.
По обе стороны Атлантики представители министерств финансов и центральных банков рекомендовали защищать банки и банкиров от финансовых потерь, даже если руководители были глубоко вовлечены в сомнительную и потенциально незаконную деятельность, например, вводили в заблуждение заемщиков или искажали риски для рынка и регулирующих органов. По словам высших должностных лиц Министерства юстиции США, было трудно возбудить уголовные дела против ответственных лиц, что фактически делало эти банки "слишком большими, чтобы попасть в тюрьму". Этот эффективный иммунитет от судебного преследования и возможный доступ к беспрецедентным уровням государственной финансовой поддержки не имел никакого отношения к способности руководителей банков применять силу.
Эти банки были не только слишком большими, чтобы попасть в тюрьму, но и "слишком большими, чтобы обанкротиться". Щедрая помощь была предоставлена потому, что в условиях кризиса банки и другие крупные финансовые корпорации убедили политиков, что то, что хорошо для этих фирм и их руководителей, хорошо для экономики. После краха Lehman Brothers в сентябре 2008 года преобладающим аргументом стало то, что дальнейшие неудачи ведущих финансовых компаний приведут к общесистемным проблемам и нанесут ущерб всей экономике.
Поэтому было крайне важно защитить крупные банки и другие крупные финансовые компании - их акционеров, кредиторов, руководителей и трейдеров - настолько, насколько это возможно и при минимальных условиях. Это повествование было мощным, потому что оно было убедительным. А убедительным он был потому, что политики стали рассматривать его как разумную экономику, а не как сладкую инсайдерскую сделку для банков. Почти все, кто имел значение, включая финансовых журналистов и ученых, поверили и начали отстаивать эту точку зрения на то, что нужно делать. Еще долго после этих решений ведущие политики хвастались тем, как они спасли американскую экономику, а также мировую экономику, помогая крупным банкам.
Поначалу сила убеждения может показаться труднодостижимой. Политическая власть возникает благодаря политическим институтам (правилам игры для принятия законов и определения того, кто обладает исполнительной властью) и способности различных лиц и групп формировать эффективные политические коалиции. Экономическая власть возникает из контроля над экономическими ресурсами и тем, что вам разрешено делать с ними. Способность к принуждению коренится в распоряжении средствами насильственных действий. Но откуда берется власть убеждения?
Спасение крупных банков, их руководителей и кредиторов проясняет два источника убеждения: сила идей и формирование повестки дня.
Сила идей
Некоторые идеи, особенно когда они выражены в правильном контексте и с убежденностью, обладают достаточной способностью убеждать. Идеи распространяются и становятся влиятельными, если они самовоспроизводятся, то есть если они убеждают и убеждают многих людей, которые затем повторяют и распространяют эти концепции: повторяющаяся идея - это сильная идея.
Принятие, повторение и распространение идеи зависит от многих факторов - некоторые из них институциональные, другие связаны с социальным статусом и сетями, которые ее распространяют, а третьи - с качествами людей, продвигающих идею, например, их харизмой. При прочих равных условиях вероятность распространения идеи выше, если она проста, подкреплена красивой историей и похожа на правду. Также помогает, если за нее выступают люди с соответствующим социальным статусом - например, те, кто продемонстрировал способность к лидерству и кого поддерживают авторитетные болельщики, такие как Институт Франции для Наполеона или профессора финансов и юридических факультетов для Уолл-стрит.
Идеи сыграли свою роль в способности Уолл-стрит влиять на политику и регулирование. Руководители, создавшие эти финансовые конгломераты, продвигали идею о том, что вся современная экономика зависит от бесперебойного функционирования нескольких крупных финансовых фирм, при незначительном регулировании со стороны государства. Идея "большие финансы - это хорошо" стала более правдоподобной, потому что финансовая индустрия росла как доля экономики и приобретала статус, с пышными зарплатами и образом жизни, который с удовольствием изображали фильмы и газеты.
О том, какую зависть и престиж это вызывало, можно судить по тому, как была воспринята книга Майкла Льюиса "Покер лжеца: Восхождение через крушение на Уолл-стрит". Льюис написал книгу, основываясь на собственном опыте торговли облигациями, отчасти как критику практики, ценностей и высокомерного отношения больших финансов. По словам Льюиса, он надеялся, что книга оттолкнет людей от работы в таких финансовых компаниях. Однако к моменту выхода книги привлекательность Уолл-стрит настолько возросла, что когда амбициозные студенты прочитали книгу, их, очевидно, не беспокоили безжалостные персонажи и бездушная культура финансовой сферы. Некоторые писали Льюису, спрашивая, есть ли у него еще какие-нибудь советы по карьере. По оценке самого Льюиса, книга стала инструментом вербовки на Уолл-стрит.
Откуда берутся убедительные идеи? Что определяет, обладает ли человек или группа харизмой или ресурсами для продвижения таких идей? Можно с уверенностью сказать, что в этом процессе довольно много случайного. Творчество и талант, конечно, имеют значение, и общество и его правила сильно влияют на то, кто имеет социальный статус и харизму, а кто может развивать свои таланты и творчество.
Во многих обществах меньшинствам, женщинам и тем, кто лишен экономических или политических прав, не дают не только высказывать свои идеи, но даже иметь оригинальные мысли. Крайний, но показательный пример: в некоторых частях Британской Вест-Индии во времена расцвета плантаторской экономики обучение порабощенных людей чтению было запрещено. На протяжении большей части истории женщины не поощрялись и намеренно не допускались к руководящим должностям в науке и бизнесе.
Даже харизма зависит от институтов и условий. Это не просто то, с чем вы рождаетесь; это зависит от уверенности в себе и от ваших социальных сетей. Например, когда речь шла о власти крупных банков, это были не только идеи и истории. Руководители и члены советов директоров банков принадлежали к социальным сетям, которые обладали огромной экономической силой и распространяли эти идеи. Идея "большие финансы - это хорошо" повторялась экономистами и законодателями, которые охотно предоставляли теории и подтверждающие доказательства.
Огромный творческий потенциал, харизма и упорный труд не являются гарантией того, что ученый или предприниматель предложит эффективную идею. Преобладающие убеждения и взгляды влиятельных людей и организаций определяют, какие идеи покажутся убедительными, а не сумасбродными или опередившими свое время настолько, что их можно смело игнорировать. Вам крупно повезет, если вы получите правильную идею, с правильным звучанием, в правильное время.
Это нечестный рынок
Социальные ученые иногда используют аналогию с рынком, когда думают о том, как различные идеи приживутся. В этой аналогии есть смысл: идеи конкурируют за внимание и признание, и лучшие идеи, естественно, имеют преимущество. Сегодня почти никто не верит, что Солнце вращается вокруг Земли, хотя когда-то эта идея казалась неотразимой и была главным догматом христианства на протяжении более тысячи лет.