Все издержки такого моего положения я остро ощутил при выдвижении меня кандидатом в депутаты на выборах в Верховный Совет РСФСР. В конце 1989 года мне стало известно, что меня выдвинули в родном районе и включили мою кандидатуру в список претендентов. Я решил, как это тогда было принято, посоветоваться со своим непосредственным руководством. До этого у меня состоялся разговор с первым секретарем Дагестанского обкома партии М. Ю. Юсуповым, который без обиняков сказал о нежелательности выдвижения моей кандидатуры. Я объяснил, что совхоз «Цумилюхский» уже назвал меня кандидатом и обратился ко мне за согласием. Юсупов же начал говорить о каком-то социальном и национальном раскладе, которому я-де не соответствовал, сообщил, что моими соперниками будут доярка и чабан. Бороться с ними, в силу моего положения, было, по мнению этого партийного руководителя, неэтично и нежелательно, хотя самому Юсупову наличие чабанов и доярок не помешало стать народным депутатом СССР. К Юсупову отношусь хорошо, но таковы были тогда реалии.
После этого у меня состоялся разговор с моим прямым руководителем – заведующим отделом национальных отношений ЦК КПСС В. А. Михайловым. Вячеслав Александрович объяснил позицию Юсупова как боязнь конкуренции: «Он боится, что ты можешь прийти в Дагестан. Нужно действовать». И обещал посоветоваться в «верхах». Так тогда было принято. Таковы были традиции казармы. Требовалось получить одобрение на участие в выборах у секретаря ЦК КПСС А. Гиренко. Он дал согласие. По тем временам это было большой редкостью, ибо депутатство считалось привилегией секретарей ЦК и, в исключительных случаях, заведующих отделами.
Но уж никак не полагалось оно консультантам, заведующим секторами, тем более работникам, которые в аппарате «без году неделя». Кроме того, уже начали поговаривать, что, мол, «берет на себя много».
То, что меня поддержали отдельные руководители аппарата ЦК КПСС, – показатель новых веяний, привнесенных перестройкой, результат прихода в аппарат новых, прогрессивно мыслящих людей. Однако масштабы этих перемен, как теперь очевидно, не следовало переоценивать. Да и тогда мне было ясно: работай я в каком-то другом отделе, позиция руководства была бы негативной.
Понимая, после разговора с Юсуповым, что на поддержку партийных органов мне рассчитывать не придется, я решил не терять времени и выехал в Дагестан, чтобы развернуть свою предвыборную кампанию. Первоочередной задачей было составление моей платформы на выборах. Я хорошо знал проблемы родного Дагестана, так что это дело оказалось для меня несложным. Когда меня на первой же встрече с избирателями попрекнули московской пропиской, я ответил: «Где бы я ни жил, моя родниковая родина – Дагестан. Наболевшие вопросы моего народа – это и мои вопросы. Знаю их не хуже, чем многие жители этого края с постоянной пропиской». И это была правда. Люди это знали, и меня многие из руководителей районов тогда поддержали.
Дагестан. Как родной матери, как собственному ребенку мы присягаем в меру своей совести Дагестану.
Тогда, в дни выборов 1990 года, в Дагестане были согласие и мир более прочный, чем в период выборов 1993 года, в которых мне тоже пришлось участвовать как кандидату в депутаты нового парламента России. Реформы, которые подаются как великое благо для страны, обернулись для дагестанцев нещадным ограблением. Темпы этого грабежа, как и в России в целом, достигли невиданных ранее размеров. Контроля за деятельностью разного рода начальников теперь уже нет ни сверху, ни снизу. Самые трудные для рядовых дагестанцев годы стали для некоторых из местных начальников самыми благоприятными.
«Сильные мира сего» начали дележ богатств страны. И к этому постыдному процессу добавился еще и дележ межнациональный. С болью в душе наблюдая за этой картиной, я обращался к землякам: поймите, нам нужно прежде всего освободить Дагестан из объятий мафиозных структур и номенклатурных кланов всех без исключения национальностей. Нужно прекратить склоки и драки, устраиваемые по науськиванию представителей этих кланов в Хасавюрте, Новолакском, Казбековском районах, в Дербенте, Махачкале. Откройте глаза и осмотритесь – представители этих кланов давно переженились, породнились. Относительный мир в Дагестане все же сохранен. Но весьма относительный. Это вместе с тем заслуга добросовестных руководителей, каковых немало в Дагестане, И прежде всего в этом мудрость народов Дагестана.
Мне не раз приходилось встречаться с лидерами национальных движений. Убедился, что во многом эти люди обеспокоены судьбой своих народов, равно как и судьбой Дагестана. Они ратуют за спокойствие в Дагестане. Но ратовать – еще не значит обеспечить. Важнейший вопрос сегодня – судьба дагестанских малоимущих семей. А их теперь ни много ни мало – более 50 процентов. Нужно найти работающий вариант программы возрождения гор. Пора определить конкретные пути проведения радикальных экономических реформ. Или надо, чтобы «дошла очередь» до обсуждения трагического состояния дагестанской культуры и нравственности? Но мало еще возрожденческого в национальных движениях. Да и рычагов влияния у них практически нет.
Между тем в Дагестане накопилось немало социально-экономических, культурных, языковых проблем. Из-за запущенности, из-за того, что долгие годы они не находили конкретного решения, эти проблемы где-то начали приобретать национальную окраску. При общем кризисном состоянии появляются деятели, которые стремятся доказать, что именно его, деятеля, село, его район, его народ и он лично – самые-самые пострадавшие в годы культа личности и застоя. Началось своеобразное соперничество: кто был больше ущемлен в минувшие годы. Думаю, не зазорно, более того, почетно быть патриотом своего района, своей республики, ставить и решать назревшие вопросы их социально-экономического и культурного развития. Но решаться они должны, по моему глубокому убеждению, только общими усилиями, а не за счет претензий друг к другу. И безответственна позиция тех, кто сводит к межнациональной розни все социальные проблемы. Все мы заинтересованы в подлинном возрождении Дагестана. Дагестан – единственная в мире историческая территория всех дагестанцев!
Н. Самурский еще в 20-е годы отмечал, что дагестанцы – это люди с совершенно своеобразным бытовым, хозяйственным и политическим укладом жизни, особенным моральным кодексом, со своей оригинальной идеологией. К сожалению, национальная политика прошлого была ориентирована на унификацию национальной самобытности народов, и это нанесло огромный вред духовному миру дагестанца. И нынешняя межнациональная рознь в большей степени не от избытка настоящего национального начала, а от его дефицита.
Меня, как гостя, всюду хорошо принимали – это добрая традиция моего народа. Но теперь как в воду канули нормальные столовые, где можно поесть приезжему человеку, гостиницы, где можно отдохнуть. В горных районах процветают безработица, безземелье. 28 семей села Цумилюх Тляратинского района (откуда я и был выдвинут депутатом) не имеют ни метра земли приусадебного участка! Люди выезжают за пределы Дагестана в поисках работы. Границы с Азербайджаном и Грузией закрываются. Вот почему я говорил во время и первой и второй своей предвыборной кампании, что надо в корне менять суть экономических и политических отношений. Между этими двумя выборами мне лично как депутату от Дагестана удалось сделать еще очень мало. Только недавно сумел закончить разработку закона о высших органах государственной власти в Дагестане на переходный период. Представил его вместе с Г. Гаджиевым в Верховный Совет Дагестана.
Строго говоря, «усеченный» срок жизни Верховного Совета России и не позволил завершить многие начинания. Помню, как тщательно я работал над своей первой (1990 г.) предвыборной программой. А затем с некоторым удивлением обнаружил, что о моей программе мало кто спрашивал из избирателей. На встречах они, как правило, делали «заказы», особенно в городе. Ведь наше депутатство всегда было ориентировано не на законотворчество, а на то, чтобы что-то достать, обеспечить, «пробить». Говорить в то время, что я буду не толкачом вашим, а законодателем, означало бы все испортить. Я и сейчас, впрочем, не спорю с «ходоками», помогаю, чем могу. Не от хорошей жизни они ко мне ходят.