Пэт Кэдиган
Власть и страсть
Информация о переводе:
Перевод: bitari, для группы «Кладовая Хомяка вампира» (https://vk.com/club145529177)
***
По телефону сообщают: «Нам нужно поговорить с вами, мистер Сомс», — и я понимаю, что надо бы немного прибраться. Придут из Компании. Мне не нравится идея принимать людей Компании в свинарнике, но одна из причин, почему у меня вечно такой бардак — здесь настолько тесно, что просто некуда прибрать всё моё дерьмо. Я запихнул грязное белье и немытую посуду в духовку — мой матрас лежит прямо на полу, и сунуть вещи под кровать не получится — а что не влезло в духовку, сгрузил в ванну и задёрнул занавеску. Подумал, что надо было просто сложить всё в ванну, залить водой и отмыть всё скопом. Или хотя бы только тарелки, потому что отнести одежду в автоматическую прачечную проще, чем отстирывать её вручную.
Но, черт побери, я просто задёрнул занавеску для душа и сложил стопочкой журналы и газеты — газеты сверху, потому что большинство людей не одобряют мои предпочтения в выборе журналов. Газеты мои тоже многим не по вкусу, но я пристроил на самый верх воскресную газету, так что всё норм. В Компании чертовски хорошо знают, что скрывается под колонкой юмора, потому что они чертовски хорошо знают меня, но пока я не тычу им это в лицо, они могут притворяться, что ничего не замечают.
Я всё ещё возился с уборкой, когда раздался стук в дверь. Я пересек комнату (единственную, если не считать ванной — а я считаю, особенно когда нахожусь внутри), и тут до меня дошло, что я не одет. Я до сих пор в майке и труселях, ради всего святого.
— Погодите, — заорал я, выдергивая из шкафа штаны, — Я не одетый.
Все мои рубашки лежали либо в духовке, либо в ванне, а люди Компании нервно переминались в коридоре, будто тут как бишь его… место, где Леннон купил квартиру… а, «Дакота», ага. Ладно, пришлось открывать дверь в пижамной хлопчатобумажной майке, зато хотя бы в застегнутых на молнию штанах.
На сей раз они пришли новым составом. Двое обычных парней и женщина. Не баба, не сучка, не феечка. Она отгородилась от меня мужчинами и смотрит так, как всегда смотрят женщины, доведись им со мной пересечься — подбородок приподнят, рука сжимает пальто у горла, в глазах леденящий холод и безмолвное послание: «Посмеешь прикоснуться ко мне и умрёшь в муках», тело вытянуто по грёбаной струночке, словно у Супермена, а ужасом так и пышет, словно жаром из открытой печи.
Вошли они, обступили меня, а я думаю только о том, надо бы расправить простыни на матрасе, чтобы постель не выглядела так неряшливо, но тогда они заметят, что и простыни у меня далеко не чистые, так что одно к одному, знаете ли. И мне некуда предложить им присесть, кроме матраса, так что они просто остались стоять.
— Как себя чувствуешь, Сомс? — спрашивает один из парней, Штинер, оглядываясь по сторонам с таким видом, словно тут блевотина и сопли по всему полу.
Штинер меня не беспокоит. Он красивый мужик, который наверняка был красивым подростком, а ещё раньше — красивым младенцем, и который считает, что мир должен быть красивым местом. Или он хочет доказать, что красивые парни жестче, круче и лучше таких парней, как я, потому что на самом деле боится, что всё строго наоборот, знаете ли. А может и то и другое — зависит от того, с какой ноги он встал сегодня утром.
Второго парня звать Вильянуэва, и его я почти уважаю. Он не корчит непроницаемую морду в моем присутствии и не питает иллюзий на счёт того, кем мы являемся друг для друга. Думаю, Вильянуэва знает меня лучше кого-либо в мире. Он был единственным, кто принял мое заявление, когда меня поймали. Он был тогда полицейским. Останься он полицейским сейчас, и я бы точно его уважал.
Я пялюсь на женщину, и спрашиваю:
— Вы что, решили организовать мне свидание?
Я знаю, что это их выбесит, потому что они в курсе, чем я занимаюсь во время свиданий.
— Открывай рот только когда с тобой разговаривают, Сомс, — вякнул Штинер.
Прямо как мелкая шавка, мечтающая стать покрупнее.
— Ты со мной заговорил, — напоминаю я.
Вильянуэва делает несколько шагов в сторону ванной — он знает, что у меня там, и как я не хочу показывать это посторонним, так что это должно меня отвлечь, и действительно немного отвлекает. Женщина отшатывается назад, стискивая пальто у горла. Не знает, кем бы прикрыться. Вильянуэва кажется надёжней, но ей не хочется углубляться в мою тесную вонючую берлогу, и она жмётся к Штинеру.
В голове вспыхивает двухсекундный ролик о том, как я мог бы это сделать. Штинера легко вырубить. Он нихера не понимает в драках. Просто пойдёт на меня, а я хлестну рукой и раздавлю ему трахею. Вильянуэва доставит некоторых проблем, но в конечном итоге я сделаю и его. Вильянуэва достаточно умен, чтобы понимать это. Сначала я стукну женщину, просто оттолкну, чтобы оставалась на месте — удар в живот одинаково эффективен и для мужчин и для женщин — а потом сломаю Вильянуэве шею.
Затем женщина. Я засажу ей сначала в одну дырку, а затем в другую, меняя их прежде, чем любой из нас начнет привыкать. Большинство людей, неважно, мужчины или женщины, от такого теряются. Просто не могут осознать, что это с ними происходит, знаете ли. После такого с ними можно творить любую хуйню. С людьми в шоке можно делать всё что хочешь, они просто не могут поверить, что это происходит. Я порву ее в клочья, я сброшу ее в ад, а затем убью. Я почти вижу, как дергается ее тело, как содрогается ее плоть, как…
Я не стану. Не могу смотреть на женщин без вспыхивающих в голове кадров, но это просто кино, знаете ли. Это Компания, они принесли мне кое-что получше.
— Готов к работе? — спрашивает Вильянуэва.
Он ловит мою мысль на лету, он знает, о чём я подумал, потому что я рассказывал ему после ареста, как оно бывает.
— Конечно, — отвечаю, — чем мне ещё заниматься?
Он кивает Штинеру и тот дает мне клочок бумаги. Имя и адрес.
— Ничего такого что бы ты не делал прежде. Их двое. Делай что хочешь, но обязательно строго следуй процедуре, как ее описывали…
Размашисто киваю:
— Я знаю, как это делается. Все изучил и записал прямо сюда, — постукиваю пальцем по виску, — это стало моей второй натурой.
— Не смей произносить это слово, — усмехается Штинер, — В тебе нет ничего натурального.
— Точно, — соглашаюсь я.
Я кроток, потому что до меня только что дошло, в чем проблема Штинера. Он такой же, как я. Он наслаждается тем, что делает со мной так же, как я наслаждаюсь своими делишками, и тот факт, что он носит белую шляпу, а я нет — просто… как бишь его, формальность. В глубине его сердца бьется то же самое ебучее чувство, и он колеблется между любовью и отказом признать, что ничем не лучше меня. Тыдык-тыдык, тыдык-тыдык. И если он когда-нибудь остановится на любящей стороне… что ж, тогда сукин сын станет проблемой.