— Да… Я тоже сюда приехала в погоне за мечтой…
— Какой?
— Не имеет значения… теперь…
— Мечтать надо всегда… у тебя впереди будущее… ты — молода.
— У меня есть мечта — летать!
— Гм… Интересно… Я сегодня был на выставке летательных аппаратов.
— Да-да! Я тоже там была… Изумительно!
Они еще минут пять-десять поговорили на всякие темы, пока Реймонду не захотелось еще плотских развлечений.
Утром Реймонд завтракал с Роджером и признался, что ходил в бордель.
— Это же так отвратительно! — поморщился Роджер. — Как вообще можно получить удовольствие, зная, что тебе доставляют это за деньги?!
— Ну, брат, некоторые жены делают это тоже за деньги… Они выходят замуж по расчету.
— Да… Ну, все равно, я этого не понимаю. Это же так механически…
Реймонд поразмышлял несколько минут и потом бросил:
— Мне надо что-то с собой делать… Я просто не могу себя контролировать… Мне нужен сеанс с врачом… Психоанализ…
— По-моему, вся эта истерия вокруг секса, начатая Фрейдом, служит в качестве извинения для тех, кто не против согрешить, дорогой мой брат.
— Грех? Ты же у нас не религиозный…
— Есть все же понятия добра и зла… В конце концов, есть и правовая сторона этого дела. Ты — женатый человек и совершаешь обман, прелюбодеяние…
— Даже у нашего короля была Ля Баруччи, — ответил Реймонд, имея в виду известную куртизанку итальянского происхождения, которая была пассией молодого короля Эдуарда. — Да и сейчас он посещает Париж не только для королевских бесед.
— Что позволено Юпитеру, не дозволено быку. Не забывай и о медицинской стороне этого дела — как бы ты не залетел на всякой заразе.
— Я посещаю заведения высокого класса. Но речь не об этом. Я прихожу к мысли, что себя надо обуздать. Но как? Может, поехать в Вену… к Фрейду или где там еще есть его ученики? В Швейцарию? А здесь? Он же здесь учился. Ты, наверно, никого не знаешь?
Роджер на этот раз взглянул на кузена жалостливо.
— Я могу расспросить. Ты же все равно в этот раз не успеешь. В следующий раз может кто-то и найдется.
Реймонд молча кивнул. Сеанс с врачом, очевидно, будет где-то там, в будущем, а сегодня он поедет вместе с Тейрой Патрик в Лондон. Вместе!
Вена
Лев Бронштейн, более известный миру под фамилией Троцкий, сидел в доме своего приятеля и ученика Матвея Ивановича Скобелева, сына богатого мельника из Баку — центра нефтяной индустрии на юге Российской империи. Троцкий недавно поселился в Вене, столице Австро-Венгерской империи, которая для русского революционера была менее удачливой альтернативой Германии, куда его не пустили.
— Если революция случится, то она в будет в Германии. Здесь, боюсь, нам особенно делать нечего, — говорил Лев Троцкий своему собеседнику.
— Как сказать… Не уверен. Я думаю, несмотря на попытки императора Франца Иосифа реформировать империю, результатом которых стали определенные поблажки и развитие либерализма в Вене, в целом, империя содержит в себе большое количество недовольных — сербы, чехи, венгры… Мультиэтничность играет на руку революции.
— Вена — относительно свободный город. В этом-то и заключается проблема. Может, Франц Иосиф, который уже управляет страной полстолетия, и надоел определенной части населения, но все эти свободы подтачивают силы революции. Австрийская социал-демократия, как мне кажется, и не совсем хочет радикальных перемен. Для нас конституционная монархия неприемлема! Нам нужно собраться с силами…
Скобелев налил чаю своему политическому наставнику и сказал:
— Деньги соберем. Кстати, на днях ко мне должен приехать приятель из Баку. Он сын нефтепромышленника и знает моего отца. Он тоже увлекся вроде нашими идеями.
— Баку — место промышленное, и, следовательно, там имеется возможность для усиления нашей деятельности. Два года назад там все бурлило… Проблема России, однако, в крестьянстве. Оно и питает самодержавие… Истребить бы всех крестьян! Оставить только такое количество, которое необходимо для кормления города…
Троцкий сделал паузу и сказал печально:
— Революция провалилась. Дума распущена, Столыпин лютует… нам ничего не остается, как перегруппироваться здесь, в Европе.
Неожиданно открылась дверь, и появился мужчина с усами, небольшого роста, невзрачный и с оспинами на лице. Он пробубнил тихо приветствие и подошел к самовару налить чаю. После этого он, молча, удалился. Троцкий вопросительно посмотрел на Скобелева.