— Отец, что-то случилось?
— Розмайн, ты что-то сделала с Дамуэлем?
— Что вы имеете в виду? Вы спрашиваете, заслужила ли я его преданность благодаря сладостям?
Интересно, раскрылась ли информация о паруладьях**, которые мы иногда готовили в приюте, или, может быть… Когда я задумалась, Карстед нахмурился и покачал головой.
— Я не об этом. Я говорю о его магической силе. Процесс медленный, но по мере того, как он тренируется, его запас магической силы растёт. Для Дамуэля, который уже почти закончил расти, такой рост просто немыслим. Ты дала ему какое-то благословение, не сказав нам?
Я никогда не давала Дамуэлю какого-либо личного благословения. В лучшем случае он мог получить часть благословения, которое я дала своей семье.
— Единственное, что приходит на ум, это то благословение, которое я тогда дала своей семье. Я хотела, чтобы оно исцелило всех. И Фран, и Дирк получили благословение, поэтому не было бы странным, если бы оно также достигло находящегося без сознания Дамуэля.
— То благословение, да? — пробормотал Карстед, держась за голову.
Неужели я сделала что-то не так?.
— Розмайн, молчи об этом. Не говори ни Фердинанду, ни тем более Сильвестру.
— А-а?
— Иначе Сильвестр никогда не оставит в покое Дамуэля.
Очевидно, благословение, которое я дала своей семье, было беспрецедентным, а потому Сильвестр впоследствии жаловался на то, что Фердинанд получил его, и дразнил его за это.
— Как его брат и человек, который давно его знает, Фердинанд вполне способен выдержать насмешки Сильвестра, но Дамуэль этого не переживет.
Учитывая то, что было во время весеннего молебна, я не могла не согласиться с этим. Дамуэль чуть не сломался из-за того, что Сильвестр дразнил и запугивал его. Я бы не хотела, чтобы всё это началось заново.
— Я могу понять, почему нельзя говорить об этом Сильвестру, но почему нельзя говорить Фердинанду?
— Ты ведь знаешь, насколько он рационален. Он без колебаний подставит под удар Дамуэля, если это поможет ему самому избежать поддразниваний Сильвестра.
— Я понимаю. Я не скажу ни слова.
Я не понаслышке знала, насколько суровым может быть рационализм Фердинанда, я потому поклялась хранить в секрете, что Дамуэль получил моё благословение.
*От имени Сильвестр | **Ранее паруэ оладьи
Том 3 Глава 178 Инаугурация
Фердинанд сказал мне использовать день после церемонии крещения, чтобы отдохнуть. Скорее всего, он сказал об этом Эльвире перед тем, как вернуться в храм, учитывая, что она также сегодня утром за завтраком сказала мне оставаться в постели. И учитывая, как иногда моё тело негативно реагировало на то, что меня принудительно приводили в форму с помощью лекарства, я была более чем рада подчиниться.
— Розмайн, тебе уже лучше?
— Брат Лампрехт? Да, но сейчас я не могу встать с постели.
— Я просто пришел проверить, как у тебя дела. Господин Вильфрид тоже очень обеспокоен…
Мрачный Лампрехт пришёл ко мне перед тем, как отправиться на работу, возможно, из-за того, что его жёстко отчитали. Вчера он был таким весёлым и жизнерадостным, что, увидев его таким подавленным, у меня заболело сердце при мысли о том, как сильно Фердинанд и Карстед отругали его. Если бы я была нормальным ребёнком, моё падение закончилось бы в худшем случае парочкой царапин. Это не причинило бы ему такого вреда.
— Господин Фердинанд нарочно позволил этому случиться, чтобы преподать Вильфриду урок, поэтому, пожалуйста, не беспокойся об этом слишком сильно.
— Я предполагаю, что господин Фердинанд хотел, чтобы это произошло, пока он находился поблизости, поскольку он мог использовать исцеление и дать тебе лекарство. Это закончилось всего лишь руганью, так как тебя исцелили почти сразу, но что, если бы это произошло в замке, а рядом бы не оказалось никого, кто бы мог использовать исцеление? Если бы ты умерла там, господин Вильфрид был бы в гораздо большем отчаянии, чем сейчас, — ответил Лампрехт.
Эм-м… почему мне кажется, что бессердечный рационалист Фердинанд со слов Лампрехта выглядит как действительно хороший человек?
— Это то, чему я сам должен был научить Вильфрида, — продолжил Лампрехт, — без необходимости вмешательства господина Фердинанда.
Лампрехт сильно сожалел об этом инциденте, но, если вы спросите меня, то это Фердинанд, который спланировал все эти травмы, был тем, кто должен сожалеть. Ему следует научиться быть добрее к другим людям, в том числе ко мне.