Проявив вежливость, Саша предложил подняться наверх, постаравшись сделать так, чтобы голос звучал твердо и без капли раздражения. В кабинете было пусто, и Александр понял, что Алина предпочла скрыться в потайной комнате, лишь бы не попасть под раздачу. Впрочем, чего еще от нее стоило ожидать? Своя рубашка, как говориться, ближе к телу.
Сбросив с плеч бронежилет и размяв затекшее тело, бессмертный отошел в сторону шкафов, чтобы не мешать Наблюдателям, а заодно для того, чтобы убрать на место свой пистолет. Чуткий слух уловил треск рвущейся ткани, и когда Саша обернулся на звук, в глаза ему бросилось яркое бордовое пятно – рваная рана на плече Завьяловой, из которой вместе с кровью тонкой струйкой вытекало серебро.
От возникшего вдруг напряжения Александр сжал челюсти, зная не понаслышке какую боль может причинить оружие, обработанное серебром, поскольку испытал это «удовольствие» на собственной шкуре. На спине между лопаток до сих пор красовался длинный шрам, оставшийся после кинжала одного из Истребителей, жаждущего раз и навсегда избавить мир от «гадкого упыря».
Из вороха воспоминаний Алекса вырвал голос Деметрия, спрашивающий есть ли в распоряжении у вампира алкоголь. Оставив прошлое там, где ему самое место, в прожитом, блондин отыскал в своих закромах требуемое и молча отдал бутылку священнику.
Как он оказался возле Марины и ухватил ее за плечи, удерживая на месте от попытки сбежать, блондин так и не понял. Стараясь не переусердствовать в благородных порывах, Александр бросил короткий взгляд на Деметрия, ожидая протеста, но тот, наоборот, благодарно кивнул в ответ и полностью погрузился в процесс врачевания.
Дрожь человеческого тела в собственных руках возбуждала. Стук живого сердца, перегоняющего кровь по телу, опьянял разум, заставляя самого вампира вздрагивать от переполнивших его ощущений. А когда Марина подняла на него свои глаза, Алекс просто не смог сдержать улыбки. Она не переставала его удивлять, ведь не смотря на боль, в ее глазах по-прежнему горел непоколебимый огонь жизни и упорства.
Чтобы хоть как-то оправдать себя в своих действия, Александр сослался на собственный эгоизм и нежелание портить отношения с Конклавом. Этого оказалось достаточно, и про себя Саша решил, что именно так он и будет объяснять себе этот непонятный порыв милосердия. Ведь никаких иных причин для этого не было, и быть не могло!
Сама операция больше походила на кромсание туши мясником. Канцелярский нож вошел в рану почти по самую рукоять, и каждый раз, когда лезвие соскальзывало с пули, Алекс слышал, как трещит несчастное дерево под руками Завьяловой, но опять же, вопреки ожиданиям, она не проронила ни слова.
Последние штрихи прошли для всех с не меньшим напряжением. Стоило Николаидасу вновь плеснуть немного водки на рану, как Марина в очередной раз дернулась в новом приступе боли, и Александру пришлось приложить все его силы, чтобы удержать женщину на месте. Вот уж чего, а такого он от нее не ожидал.
Он, древний, едва справился с полукровкой, хотя априори должен был быть намного сильнее ее!
Как такое вообще возможно? Неужели тот, кто три года назад даровал Завьяловой свою кровь, оказался настолько силен? Что даже будучи в столь юном, можно сказать «детском» по вампирским меркам возрасте, она почти сумела противостоять ему, у кого за плечами скопилась не одна сотня лет!
«Кто же твой творец?»
Не тратя зря времени, священник быстро забинтовал рану оторванным от блузки рукавом, и Александру это показалось не слишком хорошей идеей. Раны, нанесенные серебром, всегда заживали очень долго, оставляя после себя уродливые рубцы, а при таком уходе и вовсе могли усугубиться. Однако от предложения вызвать медиков падре вежливо отказался, а Завьялова просто отрицательно качнула головой, будто бы это не ее только что корежило от боли.
Даже не смотря на то, что наблюдательницу штормило и качало от слабости, она продолжала вести себя так, словно для нее обычное дело из раза в раз собирать себя по кускам. И для себя Алекс никак не мог решить, чего в этом поступке больше: стойкости или глупости.
Взгляд сам собой потянулся к перепачканной и изорванной одежде Завьяловой, после переместился к дорогому ковру, на котором уродливой кляксой впиталась уже запекшаяся кровь, и бессмертный в какой-то момент понял, что вся эта ситуация его не устраивает.