Выбрать главу

Поэтому, вдобавок ко всем прочим действиям, они разговаривали. Днями и ночами напролет оборотень заставлял Шнайдера говорить о том, что он думает и что чувствует. Говорить о вещах, о которых говорить совершенно не хотелось, и самое главное, постепенно принимать тот факт, что в случившемся нет его вины.

И это помогло.

Пусть медленно и с большой неохотой, но через эти беседы Макс постепенно стал отпускать скопившуюся в нем боль, понимая, что не в его силах исправить то, что уже случилось. Оставалось только смириться с утратой и по возможности, жить дальше, сохраняя в памяти все то хорошее, что было между ними когда-то. И верить, что когда-нибудь он сможет произнести ее имя и не почувствовать, как его сердце сжимается от тоски…

Отдушиной стала работа, в которую Максимилиан ушел с головой, запечатав глубоко внутри себя чувства, отныне ставшие для него запретными. Мысль, зародившаяся еще полтора года назад о том, чтобы поменять внутренний уклад жизни вампиров, плотно засела у Макса в голове. И бессмертный решил, что пришло время воплотить ее в жизнь.

Долгие ночи кропотливой работы, бесчисленные встречи и переговоры, нескончаемый поток информации, все это занимало каждую минуту его жизни. Вот только не всем пришлись по вкусу планируемые изменения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Около половины всех вампиров, проживающих на территории города, заявили, что нынешнее положение дел их более чем устраивает, а если и менять что-то, не в угоду людям, а самим себе! Кланы ратовали за возвращение к давно забытым устоям власти, вспоминали времена, когда им не приходилось пресмыкаться перед людьми и учитывать их мнение. Когда единственной ролью, отведенной человечеству в мире бессмертных, было подчинение.

Максим знал, кто являлся зачинщиком подобных речей, и не ошибся, когда узнал, что вопреки принятым мерам, Александр и Алина избежали наказания и теперь вовсю пропагандируют свою линию среди «знати». Многие аристократы, прожившие на земле не одно столетие, хорошо помнили те времена, когда «ночной хищник» свободно бродил по земле, и посему им было с чем сравнивать.

Блудливая вампирская молодежь, в чьих жилах не угасал огонь максимализма, слепо поддерживали лозунги о кровопролитных рейдах. Удерживать их от расправ и бесконтрольной охоты на улицах удавалось лишь одним – законом, подписанным Князем много лет назад, в котором говорилось, что за нарушение перемирия смерть грозила не только убийце, но и всему домену, в независимости от причастности оного. Однако и этих мер с недавних пор стало недостаточно.

Охотники сутками бродили по улицам, обыскивали подворотни, следили за каждым, кто так или иначе вызывал подозрения, но сил на все не хватало катастрофически. Одно дело бороться с «чужими», и совсем другое – воевать с себе подобными. Такого раскола в рядах бессмертных не наблюдалось со времен вражды между Князем и его ныне почившим братом.

Тогда кровь лилась рекой, заливая собой мощеные улицы и ступени дворца, семьи раскалывались, не желая находить компромисс в своих мыслях и желаниях. Домены либо распадались, либо вымирали, оставляя после себя лишь пепелище и одного-двух представителей, чьи судьбы оставались незавидными.

Потеряв покровительство и влияние, они становились пешками в чужих руках, занимаясь чем угодно, лишь бы иметь возможность жить, а не существовать, как это делали те, кто отказался согнуть спину и примкнуть к новому «дому». Последние доживали свой век в грязных подворотнях, умирая от голода и безумия, охватившего как «белых», так и «красных» драконов.

Мир обошелся дорого, будучи оплаченным кровью и жизнями тысяч бессмертных. И вот, по прошествии нескольких веков, все вновь повторялось…

Максим догадывался, что слухи о беспорядках рано или поздно достигнут, если не Князя, то Конклава уж точно. Об жестокости контролеров ходило немало историй, а появление их верных слуг, наблюдателей, всегда разных и необычных по своему происхождения, в тайне сравнивали с явлением Всадников.

Наблюдатели ни в чем не знали отказа: они, будто тени, ходили там, куда другим не было дороги, слышали то, что таилось в самых дальних уголках разума, и видели то, что не под силам было скрыть даже безлунной ночи.