Теодор вкратце описал мне окончание битвы:
– Мы уже дошли до центра поля, но Отни не показывался. Я решил, что Фидж не сумел к нему пробраться. Мы чуть не дрогнули, но тут ворота распахнулись, и оттуда хлынули наши люди.
– Фидж не виноват, – покачала я головой. – Серафцы из гавани посылали на город проклятия. Мы не заметили бы их, даже если бы меня не взяли в плен. Не знаю, как бы мы их остановили, если бы Аннетт не спалила вражеские корабли.
– О Всемогущая Дева Галатии, – пробормотал Теодор. – Мы никогда не обсуждали этот вариант, но я всегда предполагал, что он возможен. Сожжение роялистского флота – крайние меры. Мы ведь могли захватить их корабли для Республики. Все суда уничтожены?
– Большинство, – поджал губы Сайан. – Есть серафская поговорка: «Лучше утонуть, чем сгореть, лучше сгореть, чем утонуть».
– У вас все поговорки такие унылые? – сухо поинтересовалась я.
– Не могу сказать, – покачал головой Сайан. – Но какая мучительная смерть…
– Может, хватит об этом? – прошептала я. – Так что же, все кончено? На сей раз бесповоротно?
– Армия роялистов обезоружена, – подтвердил Теодор. – Мы прочесываем местность и порт, нужно отыскать всех, конфисковать оружие, а потом решать, что делать с ними дальше.
Кристос пожал плечами.
– Мы выдвинули условия. Сначала солдаты короля должны решить, согласны ли они принести присягу Республике Галатия или станут искать другое занятие.
– Также не стоит быстро распускать по домам наших людей, – предупредил Сайан. – Необходимо убедиться, что не осталось никаких ополченцев и южные лорды не готовят восстание.
– А ты этого остерегаешься?
– Я много чего остерегаюсь, что никогда не сбывается, – ухмыльнулся серафец. Увидев его улыбку, я испытала прилив облегчения. На поле боя он держался мрачно и угрюмо, а теперь немного повеселел. – Пока что нам нужно торжественно войти в город, – добавил он.
Сайан позаботился, чтобы все мы поехали верхом. Его лошадь и лошадь Теодора были измучены и заслужили отдых и кормежку.
Дамского седла не нашлось. Мне пришлось неловко подоткнуть юбки вокруг бедер. Шерсть прилегала к ним плотно, точно пара невзрачных бриджей. Я выглядела словно деревенщина, что взгромоздилась на мула и отправилась на рынок. Я бы и не переживала об этом, если бы нам не предстояло прошествовать перед всем населением столицы.
По настоянию Теодора и Кристоса я ехала между ними, затем следовал Сайан с несколькими офицерами, выбранными за боевые заслуги. Позади маршировал Первый полк. Остальные же были заняты тем, что устраняли последствия битвы – охраняли пленных, искали раненых, помогали в полевом госпитале.
Верхом на своей лошади я чувствовала себя беззащитной, выставленной вместе с командованием Республики на всеобщее обозрение, но пока мы неуклонно продвигались по полю битвы, я давила в себе любые возражения. Я тоже здесь сражалась!
Я заставила себя взглянуть на разрушенные редуты, на тела, что все еще оставались там, где пали, на пушки, брошенные роялистской артиллерией, на лафетах которых все еще мерцала магия проклятия.
Я отвернулась. Мы устроили здесь настоящее побоище. Это нельзя отрицать, невозможно забыть. Я помнила, что нанесла такой же урон, как пушки и мушкеты. С тяжелым вздохом я посмотрела вперед, на открытые ворота столицы.
Тысячи раз я видела свой город. Ворота, через которые мы въезжали, были знакомы мне, словно родной дом или форма собственных ногтей. Я видела их летом и зимой, в любую погоду, но никогда – сидя верхом на лошади, глядя на выстроившуюся вдоль дороги толпу ликующих и плачущих горожан.
Народ собрался посмотреть, как мы едем к площади Фонтанов, где располагалась штаб-квартира Нико. По всей видимости, там, хотя бы временно, устроимся и мы.
Большинство людей выглядели усталыми, измученными и бледными, но первый румянец надежды уже расцветал на их щеках, а по лицам пробегали робкие улыбки. Народ, в основной своей массе, сильно исхудал. Их одежда нуждалась в починке, а дома – в восстановлении. Всех горожан следовало снабдить крышей над головой и пищей, ведь запасы в осажденной столице наверняка истощились, а многие постройки стали непригодны для жилья.
Но в такой день я могла только улыбаться и испытывать радость и облегчение. Настоящая, осязаемая надежда озаряла мое лицо, точно луч солнца. Я знала – горожане, что стояли вдоль дороги, чувствовали то же самое. Буря улеглась.