– Я думала, мне не разрешены посещения, – дерзко заявила Полли, но подниматься на ноги не стала.
– Мне позволено немного свободы, – отозвалась я, не обращая внимания на маячившего позади Кортленда.
– Власть развращает, – заметила Полли, но без горечи. Я протянула ей еду. Полли встала, тремя грациозными шагами пересекла камеру, взяла хлеб и завернула его в угол одеяла. – Прости, боюсь, я могу сильно проголодаться, прежде чем окончательно избавлюсь от этих забот.
– Думаешь, тебя отправят на виселицу?
– А разве есть сомнения? – Она посмотрела на меня ясными глазами. – Кажется, все-таки есть… Я не питаю надежд. Хотя твоя голова все еще у тебя на плечах.
– Это не возвращение долга. Я не собираюсь платить своей головой за твою.
– Ничего подобного я не ждала.
Я помедлила, но Полли не стала уточнять, чего же она все-таки ждала.
– Вас будут судить всех по отдельности.
– Поэтому пытка просто затянется. Очень умно.
– Я полагала, ты только обрадуешься, узнав, что казнь, скорее всего, тебе не грозит.
– Неужели?
– Если бы Совет этого сильно хотел, уже бы проголосовал за повешение. – Я помолчала, не зная, что хочу услышать в ответ. Благодарность?
Это было глупо. Полли не знала и, вероятно, никогда не узнает, что я просила за нее.
– Скажи, – наконец произнесла я, – если вас освободят, куда вы отправитесь, что будете делать? Ты, твой отец и остальные.
– Я не могу отвечать за них, – пожала плечами узница.
– Пойми, – убеждала я с растущим разочарованием, – ты должна высказаться за них. По крайней мере… как ты думаешь, возможно ли, что они заново разожгут восстание?
– Не знаю. – Одним движением руки она отмела мои возражения. – Но сомневаюсь в этом. Ваша новая система без сомнения лишит нас подобной возможности. Про себя я могу сказать вот что: на сей раз я бы действительно отправилась в Западный Сераф и стала жить в изгнании. Здесь я больше оставаться не хочу.
Я вздохнула. Мне хотелось увидеть какой-то знак, тень раскаяния, намек, что Полли понимает, какие ошибки совершила… Но она гордо стояла передо мной в своем испачканном синем наряде роялистов, и было ясно: ошибок Полли не признает. Леди Аполлония не собирается извиняться. Извиняться ей просто не за что.
Я повернулась к выходу.
– Спасибо, – резко произнесла она, однако я уловила в ее голосе проблеск искренней благодарности.
Я посмотрела на нее и ответила:
– Пожалуйста. – А потом добавила: – У меня нет причин желать тебе зла.
– Знаю, – ответила Полли. – Несмотря на все, я это знаю. – Она наградила меня странным, долгим взглядом. – Должно быть, ты что-то сделала. Приложила руку к этой небольшой милости.
– Да, – просто ответила я.
– Я так и думала. – Полли снова села и принялась перекатывать яблоко из одной руки в другую. – Что ж, ты оказалась хотя бы полезной.
– Полезной?
– Живая ты принесла больше пользы. – Она подбросила плод в воздух и поймала его. – Ну, я проголодалась. Полагаю, тебе пора?
Я с усилием сглотнула и велела Кортленду вывести меня из камеры. Разумеется, Полли заступилась за меня, спасла от петли не по доброте душевной. Она довольно хорошо разгадала мой характер и поняла, что гораздо проще добиться сострадания от меня, чем от собственного брата.
Мне хотелось разозлиться на нее, но – странное дело – я не могла. Мы обе сыграли друг другу на руку и остались живы. К чему ворчать?
58
Процессы начались немедленно. Судебная система Республики подражала старой системе Галатии, однако присяжные избирались из простых столичных жителей, как и судьи. Больше мне нечего было там делать, разве что кто-то вызовет в качестве свидетеля, но я надеялась, все обойдется. Я больше не желала видеть, как умирают люди, даже если вердикт справедлив и законен. Не хотелось мне и принимать участие в вынесении приговора, даже если это означало сказать правду, я предпочитала молчать.
Я принялась разыскивать по городу своих друзей. Когда я в последний раз была здесь, Алиса, Эмми и Лиета работали в товарном складе реформаторов, но сейчас в столице все перевернулось с ног на голову, потому что армия разбила лагерь у его стен и внутри их. В больницу хлынули раненые, склады не справлялись с запросами. Между городскими Красными колпаками и солдатами-реформаторами накалилась обстановка.
Через день после победы завязалась уличная драка, несколько офицеров Нико сцепились со знатью из Шестого полка.
Побродив безрезультатно по несуществующим адресам и сгоревшему кварталу, где прежде располагалось наше ателье, я наконец отыскала Алису. В здании, где раньше была шикарная галантерея, Алиса до сих пор шила рубахи вместе с небольшой компанией швей и портных. Я увидела ее еще до того, как вошла в помещение: она сидела, скрестив ноги, на столе у большого окна, что неведомым образом уцелело после всех боев. В ярком солнечном свете она быстро подшивала подол рубашки.