– Почему Совет просто не прикажет ему передать руководство кому-то другому?
– Джентльменское соглашение, – вздохнул Теодор. – Ну, в понимании Отни. Мы действительно сформировали правительство без его участия, под давлением обстоятельств. Он – в тех же сложных военных условиях – накапливал припасы и выдавал их. Поэтому мы вынуждены уступить друг другу и пока не выказываем недовольство. Когда-нибудь – надеюсь, вскоре, – система складов будет упразднена, и горожане тоже войдут в Совет.
– Как мило, – хмыкнула Аннетт, покручивая в руке карманные часы с цепочкой. – И что теперь? Вы станете отбирать у дворян земли, деньги, шелка и золото? Виола не захочет расстаться со своими драгоценностями.
Виола рассмеялась и выхватила часы у Аннетт.
– Это стоит того, если поможет стереть самодовольную ухмылку с лица Нико Отни. Даже повторять не хочу, что он говорил, когда я вешала ваши портреты в зале заседаний Совета.
– Да пусть хоть удавится, – отмахнулся Кристос. – Портреты отличные. И еще – мы не звери. Мы конфисковали лишь землю и банковские активы. Никто и не думал забирать личные вещи. Иначе ломбарды оказались бы завалены кучами безвкусных украшений и уродливых нарядов.
– Похоже, другого пути просто нет, – неохотно подтвердил Теодор. – Мы должны это сделать не только для того, чтобы выцарапать у Нико цейхгаузы, но и по другой причине. Невозможно оставить знати средства производства – то есть в буквальном смысле материальные блага – и ожидать, что в стране наступит демократия. Но…
– Но, безусловно, конфискация вызовет недовольство, поскольку у дворян больше нет средств к существованию, – вмешался Кристос, не заботясь дождаться, когда Теодор закончит свою мысль. – Мы это уже проходили. Честно сказать, не уверен, что меня волнуют их проблемы, но что ты предлагаешь?
– Не знаю, – вздохнул Теодор. – Возможно, оставить им дома и немного земли? Акров пятьдесят, к примеру.
– Пятьдесят акров – слишком много. Ни у одного бедняка столько никогда не было, – возразил Кристос.
– И они быстро скупят соседние участки, – добавила я. – Если они изыщут деньги на восстановление своих поместий, вскоре мы окажемся там, где начинали.
– Знаю! – рявкнул Теодор. – Знаю, просто…
– Не можешь представить, что твое семейное гнездо наводнили крестьяне? – любезно подсказал Кристос.
Теодор поджал губы.
– Клянусь богиней, ничего подобного я не имел в виду. И даже не думаю, что увижу тот дом снова. – Он на миг прикрыл глаза.
Покинув Рокфорд и Вестланд-Холл, он не надеялся хотя бы еще раз оказаться в доме своего детства. Мне Теодор об этом ничего не говорил, но я знала, насколько глубока его боль. Особенно теперь, когда завершились судебные процессы. Отца Теодора, Поммерли и Мерхевена приговорили к казни через повешение, как и большинство офицеров-дворян. Полли избавили от петли, но выслали из страны.
Виола постучала карандашом по блокноту с эскизом обгоревшего здания, что лежал перед ней.
– Так как же им быть? Дворянам.
– Пережить эту небольшую несправедливость, – пробормотал Кристос.
– Я не о том. Чего мы хотим от них? Что они буквально станут делать? Переквалифицируются в мастеров и плотников? Но аристократы ничего не умеют. Например, я могла бы податься в художники-портретисты, разумеется, только кому они сейчас требуются…
– Полагаю, пока нам следует смириться с мыслью, что с этой проблемой мы разберемся позже, – мягко заметила я. – Конечно, это все ваши знакомые, люди, которые вам небезразличны. Однако… мы не можем заниматься их проблемами в ущерб всему остальному, правда?
– Если кто-то из них умеет обращаться с мечом, пусть попытает удачи в серафской армии, – предложил Сайан. – Кажется, им по душе моя родина, учитывая, сколько знати сбежало в Западный Сераф.
– Неплохое предложение, – ухмыльнулась Аннетт, подмигнув Виоле. – Наши семьи весьма заинтересовались нашей виллой в Порт-Рояле.
– Они крайне удачно притворялись, что нас не существует, пока мы не обзавелись чудесным домом вдали от всей этой мерзкой демократии, – вставила Виола.
Все дружно рассмеялись, но Теодор мрачно и задумчиво молчал, хмурясь от невысказанной тревоги.
– А давайте поиграем в карты? – предложила я.
– В «Кусающего дракона»! – с хитрой улыбкой воскликнул Кристос.
– Я – пас, – отказалась Аннетт. – Больше я на твою удочку не попадусь.
Брат обожал эту игру, но Аннетт не понравилось таскать из горящей миски с бренди изюм или миндаль, обжигая пальцы.
– «Горящие небеса»? – предложил он.
– Не знаю, что это, и не хочу знать, – твердо отрезала Аннетт. – Нельзя ли играть в какую-нибудь цивилизованную игру? Например, в домино.