– Я боялась, что вы сами привели приговор в исполнение. Что я проснусь и обнаружу, что в городе идет гражданская война. И все же… суд тоже может расколоть нас.
– Мы это переживем. Проведем процедуру надлежащим образом. Закон для всех един…
Кристос осекся, и я догадалась, о чем он подумал: именно это и сказал бы Теодор.
Я закрыла глаза.
– Хочу его убить.
– Если тебя утешит, то же самое он думает о тебе. Вот дерьмо! – выругался Кристос. – Прости, сейчас не время для шуток.
– Он уже говорил мне это, – вздохнула я.
– Должно быть, Нико хотел подкараулить вас вместе. Когда мы его задержали, при себе у него было несколько пистолетов. Нико тебе не доверял. Он убежден, что это ты подстроила избрание Теодора и специально пригласила монашек. Я… – Кристос запнулся и промокнул глаза. – Если бы он убил и тебя, я бы не пережил… Не знаю, что бы со мной было. Извини. У тебя время траура, а я пристаю со своими проблемами.
– Прежде мы не очень-то соблюдали старые традиции, – отозвалась я. – Некогда предаваться скорби, слишком многое предстоит сделать.
– Только не тебе. Ты никому ничего не должна. Это твое право.
Меня не волновали традиции, права или другие причины, по которым мне было необходимо запереться в гостевой комнате дома моего мертвого несостоявшегося мужа. Я знала одно – что не могу представить, как встаю, одеваюсь и выхожу на улицу в мир, где больше нет любимого. Я была еще не готова. Я перекроила всю свою жизнь, чтобы вписать в нее Теодора, распорола старые швы и впустила его туда, а теперь там осталось слишком много места. Моя жизнь больше не подходила мне, и я не знала, как снова встать на ноги.
Я долго молчала, и брат тоже не пытался заговорить.
– Кристос… – наконец позвала я.
– Что?
– Я не хочу больше здесь оставаться.
Он не задал ни одного вопроса.
– Я найду другое место.
– Попроси Алису побыть со мной. И, возможно, еще Эмми.
Кристос кивнул и оставил меня в тишине.
Когда на следующее утро я спустилась вниз, в гостиной сидела Алиса и вязала.
– Я приготовила чай, – просто сказала она, словно всю жизнь жила в этом особняке. – Твой брат пошел нанять носильщиков, чтобы помочь с переездом в новый дом.
– Так быстро?
Алиса встряхнула вязание, намотала его на клубок пряжи и проткнула спицами. Это оказался чулок.
– Он нашел реквизированный дом – милое место с окнами на реку. Идеально подходит для правителя. Там в ряд стоят три особняка, довольно близко к центру города, удобно добираться на службу.
– Тогда они понадобятся правителям…
– Ах да, ты же не знаешь… – Алиса помолчала. – Твой брат стал одним из них.
– Кристос! Но он же отказался.
– Да, но… – Алиса прочистила горло и деликатно продолжила: – После случившегося два места остались незанятыми, и Совет обратился к Кристосу с просьбой пересмотреть решение. Чтобы хотя бы один из первых командующих армией стал правителем новой Республики.
– Ясно. – Я вспыхнула от гнева на Нико. Это место принадлежало Теодору! Какая злая несправедливость. Нико отнял Теодора не только у меня, но и у всей Галатии. – Думаю, я не откажусь от чая.
66
Всего лишь за месяц Алиса умудрилась раздобыть разрешение на открытие моего бывшего ателье. Сначала она хотела его вернуть, но я наотрез отказалась. По всем законам – моральным и юридическим – оно принадлежало ей. Я задумалась, не заняться ли снова торговлей, но вскоре поняла, что это будет навевать воспоминания. Даже в новом магазине, новом помещении и с новыми товарами меня будет преследовать прежняя жизнь.
Алиса переехала в квартиру над ателье, гордясь своим бизнесом и тем, что дала матери хороший дом.
Я же не хотела выходить из комнат, которые мне отвели в особняке брата. В городе каждый закоулок, каждая кофейня и таверна пестрели листовками, что бешеными тиражами печатали столичные типографии, со сплетнями о процессе над Нико Отни. Доказательства были неопровержимы, но политическая драма потрясла граждан Республики. Нико поддерживали несколько верных соратников, однако убийство не произвело того эффекта, на который он рассчитывал.
Нико мог и раньше догадаться об этом. Из сплетен, которых я не сумела избежать, стало ясно – больше никто из Красных колпаков не захотел брать оружие в свои руки.
– Вот это было представление, – заявил Сайан, когда мы ужинали у меня в гостиной. Нико в тот вечер давал показания. – Прямо серафская опера! Столько страстных речей, объясняющих, почему кровопролитие явилось благом, а оружие – другом.
– Ты говорил, мне понравится серафская опера, – заметила я, гоняя по тарелке ярко-красную редиску. Та оставляла на белом фарфоре розовые пятна. – Так ты туда никого не заманишь.