Вдруг на вершине невысокого холма позади монастыря показалась Альба и торопливо направилась ко мне. Полы ее светлого платья, традиционного квайсетского наряда, более традиционного, чем она носила в Западном Серафе, и даже более традиционного, чем носило большинство сестер, развевались на ветру. Кокетка на платье была расшита символикой ордена Золотой Сферы – кругами и перекрещивающимися пунктирными линиями, которые, как я теперь понимала, означали умение распознавать и накладывать чары.
При виде састры-сет послушница в испачканном платке и остальные сестры склонились, но Альба не удостоила их даже мимолетного взгляда.
– Хивта ждет тебя, – сообщила она, используя квайсетское слово, означавшее сборщиков урожая и музыкальную труппу одновременно. – Посмотрим, как они продвинулись со вчерашнего дня.
– Только не говори, что мы тебя разочаровываем, – невозмутимо отозвалась я.
Обучать взрослых людей, с младенческих лет подавлявших в себе тягу к чародейству, оказалось почти невозможно. Из нашей хивты – восемнадцати женщин и двух мужчин-монахов из соседнего монастыря – только десятеро ясно видели магический свет, трое могли удержать его, и лишь одна – запечатлеть на хлипкой глиняной табличке примитивной работы. Тантия безмерно гордилась своим достижением, но ей еще требовалось его закрепить.
Альба надеялась, что я подготовлю ей целый батальон умельцев, которые тут же станут творить магические обряды в базилике ордена, а я предлагала единственную чародейку, еле-еле справлявшуюся с работой, какую любая обученная пеллианская девчонка восьми лет от роду выполнила бы с закрытыми глазами.
На дорогу вывернул комфортабельный экипаж, запряженный двумя ломовыми лошадьми квайсетской породы.
– А вот и фенианцы.
– Какие фенианцы? – поразилась я, вытягивая шею, словно могла что-то разглядеть сквозь затемненные окна кареты.
– Владелец литейного цеха. Точнее, не он сам, а его сын, который от имени отца поведет переговоры. – Альба сверкнула улыбкой. – Наши пушки уже на подходе.
– Значит, мы отправляемся в Фен. Когда?
– Мне надо решить вопросы на верфи, затем разобраться с двумя фабрикантами, которые перебивают цену друг у друга… – Альба усмехнулась: все, что касалось золота и денежных расчетов, приводило ее в восторг.
Меня мутило от подобных игр: не хотелось делать ставки на деньги, что мне не принадлежали. Я очень аккуратно вела собственную бухгалтерию, все тщательно выверяла и планировала, словно строитель, кладущий кирпичи, и потому переговоры с Феном казались мне карточным домиком, готовым рассыпаться от любого неверного слова.
Более того, подспудно меня глодало беспокойство. Все, что я делала, подпитывалось неизменным страхом, что война кончится прежде, чем я смогу внести свой вклад. Что без быстрых, решительных действий я потеряю всех, кого люблю. Но, похоже, у Альбы причин торопиться не было, и я ничем не могла оторвать ее от отнимающих кучу времени переговоров. Я проглотила довод, который много раз приводила раньше, и Альба продолжила:
– Поскольку я отправлюсь на встречу с фенианцами, хивта сегодня соберется без меня. Надеюсь, Тантия сможет объяснить остальным, как ей удается накладывать чары.
– А я надеюсь, ты не считаешь, что проблема обучения кроется в моем незнании языка? – резко спросила я.
Альба не ответила, не допуская и мысли, что ее план по созданию миниатюрного полка из чародеек и чародеев может полностью провалиться. Она поспешила к воротам, встречать гостей из Фена. Ягодный сок я смыла с рук у колонки во внутреннем дворике монастыря, но на моих ногтях и ладонях остались полыхать яркие пятна.
2
– Пра-сет, очень хорошо, – протянула я на своем плохом квайсетском. Тягучие слова прилипали к нёбу, точно сахарная помадка, и я надеялась, что юная чародейка поймет смысл.
Иммелль дрожащими руками вела палочкой по сырой табличке, накладывая слабые, никуда не годные чары на возникающие на глине строки.
Тантия, заколдовав еще одну табличку, накрыла ладонью руку Иммелль и напевно забормотала что-то на благозвучном квайсетском. Я почти не разобрала слов и молча кивнула, выдавив некое подобие приветливой улыбки. Иммелль уверенно сжала палочку, и бледный свет вокруг нее накалился, стал ярче, полнее.