Другое дело, что после 1991 года каждые последующие выборы по сравнению с предыдущими были больше похожи на профанацию, но почему-то о каждых выборах нам говорили, что именно они — судьбоносные, поворотные и так далее. И я даже не говорю о президентских выборах 1996 года или парламентских 1999-го — вспомните прошлые выборы в Госдуму четыре года назад, когда «Единая Россия» со своим «планом Путина» вела себя так, будто враг стоит у ворот, и выбираем мы не эту Госдуму, а буквально отвечаем на вопрос «Жизнь или смерть?»
История постсоветских предвыборных кампаний — это как знаменитая рукопись композитора Листа, на разных страницах которой было написано «быстро», «быстрее», «еще быстрее», «быстро, как только возможно», а потом — «еще быстрее». Глагол «нагнетать» действительно слишком заезжен, но уже очевидно, что другого глагола, который описывал бы русские выборы, просто нет. Мне кажется, эту систему победит тот, кто сумеет остановить это вечное нагнетание. Ну, или оно само дойдет до предела, и тогда — кстати, а что будет тогда, об этом кто-нибудь думал? Вот эти кремлевские нагнетатели — они об этом, интересно, думают?
25 ноября 2011. «История повторяется в виде фарса», — эта поговорка слишком заезжена, но кто виноват, что она исправно работает? Чтобы был понятен свежий пример, предлагаю вспомнить одно пятнадцатилетней давности событие. Мемуаристы, имевшие отношение к ельцинскому Кремлю, любят о нем вспоминать, потому что это действительно была серьезная драма. Весной 1996 года, когда по всем опросам Борис Ельцин очень сильно отставал от Геннадия Зюганова, часть президентской команды во главе с шефом охраны Ельцина генералом Коржаковым не верила, что Ельцин может выиграть выборы. И когда Госдума, которую контролировали тогда коммунисты, подставилась, внезапно денонсировав Беловежские соглашения (практического смысла в этом не было никакого, но как политический жест с точки зрения зюгановских избирателей это смотрелось красиво), Коржаков предложил распустить Госдуму, запретить КПРФ и отменить выборы. Говорят, Ельцин против такого варианта не возражал, и история вполне могла пойти совсем по-другому, если бы Ельцина не отговорили начальник его предвыборного штаба Анатолий Чубайс и дочь Татьяна, которые как-то сумели доказать ему, что выигранные выборы — это лучше, чем государственный переворот. Как именно были выиграны выборы, конечно, все помнят, но это уже совсем другая драма.
Так вот, оказывается, три года назад похожие дискуссии снова шли в Кремле и около. «Думаю, что будет уместно сегодня приоткрыть нашу внутреннюю кухню», — сказал Путин, и мы узнали, что в 2008 году «часть членов правительства» в связи с экономическим кризисом предлагала приостановить полномочия Госдумы, чтобы правительство в зависимости от положения в экономике могло действовать с полностью развязанными руками. То есть всерьез обсуждалось что-то вроде государственного переворота. Если верить Путину, в роли Чубайса и Татьяны Дьяченко на этот раз выступил спикер Госдумы Борис Грызлов, который сумел убедить Путина, что нарушать закон необязательно, я процитирую: «Вы настояли на том, что нужно действовать в рамках законодательства, оставить парламенту то, что ему принадлежит по закону, и тогда вы мне сказали, — говорит Путин Грызлову, — что мы вам обещаем, мы будем принимать эти решения быстро и ничего не затянем».
То есть главным аргументом против неконституционного решения оказалось то, что Госдума и так полностью подконтрольна исполнительной власти. Если бы у них не было Грызлова с его послушной фракцией, они распустили бы парламент и совершенно по этому поводу не комплексовали бы.
Путин с Грызловым теперь открыто об этом рассказывают, и нам остается только поблагодарить их за это — спасибо, что не поддались искушению и сохранили Конституцию, парламентаризм и священный принцип разделения властей. Я не знаю, как ставится смайлик, когда говоришь по радио, но после словосочетания «разделение властей» я бы поставил десять смайликов.