- В этой связи я сообщаю, что вводится новый налог! - торжественно окончил тот.
"Я так и знал!" громко воскликнул Селим опять же про себя. Но тут же поняв, что ему придется платить больше прежнего, как-то сразу стало тяжелеть в груди слева, он взмок, а на лбу появилось испарина.
- Отныне, со следующего месяца будет необходимо оплачивать за каждого работника в казну десять процентов от заработка.
- Десять!? Так это в два раза больше! - воскликнул Селим встрепенувшись и округлив глаза.
- Но это не все, - продолжил Крет. - Теперь изготовление сладостей приравнивается к ремесленному производству и полагается еще уплачивать налог, как на производство.
На осознание услышанного Селиму потребовалось минуты две, но сборщик не спешил и ждал его реакции. Он должен был услышать и насладиться выплеском негодования торговца.
- Какое производство?! Вон у пекарей покупаем лепешку, а за углом мед, мед на лепешку намазали вот и все! Сахар там бывает, перемололи в пудру, вот и все! - завопил Селим, показывая при этом руками, что и где покупает, и как делается.
- Значит так. Если пекарь выпечет лепешки и заправит их медом, ты можешь у него перекупить и спокойно у себя продавать, но сам здесь вазюкаться с ними больше не имеешь права, - медленно с расстановкой проговорил Крет.
Селим принялся нервно хихикать.
- Да? Вот может и правильно вы там все удумали, с завтрашнего дня так и будем делать, а то всякой ерундой здесь занимаемся, что-то там делаем... А сахарная пудра, да ну ее к Тару, два-три медяка в день и того может не бывает. Значит, будем просто торговать, - как бы спокойно проговорил Селим, но было заметно, что внутри у него все бурлило, клокотало и бушевало. Руки и нижняя губа затряслись мелкой дрожью.
- Итак, заявлять о производстве будешь?
- Нет, не буду. Да зачем мне сдалось такое производство?!
- Напоминаю, в случае нарушения на тебя будет возложен штраф! - сказал Крет и поднял указательный палец вверх. - А ты знаешь, какой штраф?!
- Не-е-е, не буду ... к Тару ...нашли производство ...
- Кроме этого!
"Что еще?! Тар тебя побери!" взвыл про себя Селим.
В этот момент, от переизбытка чувств, у него похоже начался нервный тик. Спазмы на лице невольно зашевелили левый глаз и щеку, зацепив разом еще и уголок рта на той же стороне.
- С утра я заходил к тебе домой и видел там кур. Я специально их пересчитал - ровно десять! Это в то время как ты не заявлял ранее о их содержании и разведении. Напомню, разведение кур облагается налогом, и ты должен был заранее, а именно в прошлом месяце мне сообщить. Данное нарушение не освобождает тебя от взимаемого налога, а также накладывания штрафа в размере взимаемого налога. Таким образом, по курам будет необходимо оплатить двойной налог!
Селим слушал сборщика разинул рот.
- Кроме этого! Я так понимаю, куры нужны тебе для яиц, а яйца для лепешек, а соответственно лепешки не покупаем у пекаря, а печем дома и продаем здесь вперемешку или не вперемешку с медом. А из этого следует - ты дома, как я подозреваю, организовал тайное производство! Это опять же налог и штраф! - наконец закончил свои умозаключения Крет довольный собой и своей речью.
Похоже, сборщик нашел свое место в жизни. Эта работа ему не только нравилось, но доставляла неописуемые удовольствия. Для него было недостаточно лишь сообщить те или иные сведения владельцу лавки, ему хотелось это сделать неспешно, по порциям. Прочувствовать, как торговец ловит каждое слово, как запихивая в себя жует, проглатывает и с надрывами переваривает. Похоже, на этот раз лавочника вспучило не прожевав.
- Нет! - переходя уже на повышенный тон, похожий на визг, начал Селим. - Я кур купил, чтобы их есть! Не для развода, а употребления! Три дня назад, - указывая пальцем на Герона. - Я ему сказал принести кур со своей деревни, он принес, но мы с женой не смогли все десять сразу съесть, и решил постепенно их употреблять...
- Что ты так переживаешь? - как бы с сочувствием, но нескрываемым наслаждением и издевкой сказал Крет перебив. - Все можно уладить. Я понимаю налог, производство, но куры это мелочь, небольшой штраф в размере пары курочек и нянчи их дальше.
- Нет, нет и еще раз нет! Я вам повторяю - я купил кур для того, чтобы их есть и ничего другого! - теперь уже кричал лавочник.
Вся сдержанность Селима похоже была сломлена, разрушена и превращена в пыль под натиском внутреннего гнева и чувства жестокой по отношению к нему несправедливости. Его всего трясло и он начал терять над собой контроль. По всей вероятности в этот момент, увидев спокойное лицо Герона, посчитав, что тот радуется устроенным над ним сборщиком издевательством, принялся на него орать.
- Это ты сволочь виноват! Какого, Тар тебя подери, принес мне столько кур, бестолочь! Год! Целый год я тебя терплю, твою тупую жалкую деревенскую морду!
Герон был несказанно рад приходу сборщика, что хозяин хоть ненадолго отцепится от него. Так как до этого момента разговор его никак не касался, он спокойно наблюдал за происходившим. К ругани и оскорблениям хозяина он давно привык, и его они терпимо задевали но, похоже, не в этот раз.
- Вы сами меня спросили - "У матери в деревне куры есть?" я вам ответил - "Есть", вы спросили - "Если десяток куплю дешевле продашь?" я ответил - "Да" и принес, за что вы сразу заплатили, и нечего на меня сваливать! - не выдержав, впервые за целый год работы заорал Герон, даже не заметив, как перешел на этот тон.
- Я такое сказал?! - взревел Селим. - Вранье!...
Дальше ругань хозяина лавки была такой, что сборщик даже не пытался вмешаться и уже был не рад такому развороту.
- Пошел вон отсюда! Скотина! Выметайся сейчас же! Думаешь, я не знаю, как ты у меня здесь воровал и жрал?! Набивал свое скотское пузо! Я всем скажу, что ты вор и врун, паскудный змееныш! Тебя в этом городе никто не возьмет на работу. И в деревне ты никому не нужен. Теперь будешь подыхать под забором! Гнить заживо с пустым животом, приросшим к твоей тощей спине ... - вопил Селим вконец ополоумев.
Не помня себя, Герон ухватил попавшуюся под руку скалку и стал ею бить по голове Селима. Схватившись за голову и пригнувшись, тот завизжал, и от боли, и от испуга. Крет от неожиданности, как будто и его сейчас начнут бить, с ужасом застывшим на лице отпрянул в угол и закричал: - "А-А-А...". Минутой позже, похоже, спохватившись и вспомнив, что именно нужно кричать, заорал, что было мочи: - "Стража, стража ...", бесчисленное количество раз.
Сборщики податей всегда брали с собой стражников для охраны. И этот раз не был исключением. Двое стражников стоявших неподалеку услышав крики, поспешили на зов подопечного сборщика.
Лишь увидев их, Герон остановился, поняв, что натворил и что теперь его ожидает. Поймав у себя всего одну мысль - "Беги!" и, повинуясь ей, выпрыгнул через открытое окно на улицу. Без оглядки он побежал через торговую площадь в сторону сторожевых ворот. Узкий проход между прилавками уличных торговцев был полон людьми. Кто-то из них успел от него увернуться, кого он сам оттолкнул. Не успев пробежать и трех десятков метров, он увидел впереди еще двух стражников.
Приняв убегающего Герона за вора, какая-то женщина с авоськами закричал: - "Держите вора!". Стражники заметили его. Лишь на миг остановившись, он вновь побежал уже от них, в обратную сторону. В голове мелькала все та же одна мысль - "Беги!".
К этому времени из лавки выбежали первые двое стражников и, видя, как он бежит в их сторону, ближний стал освобождать из ножен свой клинок. Сердце выпрыгивало из груди Герона. Понимая, что оказался в ловушке и деваться дальше некуда, он схватил с одного из прилавков корзину с фруктами и кинул в стражника с мечом.
От неожиданности тот опешил, а Герон, воспользовавшись моментом, выхватил из его руки меч, оттолкнув того в сторону. Со всей силы сверху ударил им второго стражника по голове. Его шлем аж вмялся под ударом. Из-под него тонкой струйкой потекла по лицу алая кровь. Страж рухнул как подкошенный лицом вниз на мостовую.