Я добавил, что мы должны прекратить говорить «"мы" делаем это, "мы" делаем то», если мы действительно подразумеваем политиков системы национальной безопасности, которые представляют определенные классовые интересы. Слишком многие аналитики, видимо успешные в других областях анализа, имеют привычку ссылаться на «мы». «Мы» — это сокращенный способ говорить «лидеры национальной безопасности США», поэтому использование этого местоимения вводит в заблуждение. Но этот вопрос имеет более чем просто семантическое значение. Те, кто продолжают говорить «мы», вероятнее всего, рассматривают страны в качестве основной единицы анализа международных отношений и не учитывают классовые интересы. Вероятнее всего, они допускают, что существует общность интересов между лидерами и простым народом, тогда как обычно ее нет. Создается впечатление, что мы несем ответственность за «нашу» политику. Такая позиция снимает накал политических страстей и приводит к неуместному самокритичному анализу своих действий со стороны лиц, действующих из благих побуждений, которые в заключение делают вывод, что нам всем должно быть стыдно и очень грустно за то, что «мы» делаем в мире.
Любая экономическая политика, а не только аспекты ее внешней политики, определяется с точки зрения интересов одного или другого класса. Экономика как таковая не является чем-то нейтральным. Строго говоря, «экономика» — это не реально существующая вещь. Никто никогда не видел или не дотрагивался до экономики. То, что мы видим, это — люди, вовлеченные в обмен ценностями, в производительный и не очень производительный труд. И мы даем общее название всем этим видам деятельности, называя их «экономикой», что является гипотетическим построением, продиктованным обозримой реальностью. Мы часто трактуем наши абстрактные обобщения как материализованные, реально существующие вещи, как самогенерирующиеся силы. Таким образом, мы говорим о проблемах экономики в общих чертах, а не о проблемах капиталистической экономики с ее специфическим набором социальных отношений и заметным распределением власти между классами. Экономика материализуется в нечто реально существующее, как, например, в следующих утверждениях: «экономика резко падает» и «экономика оживляется».
Таким же образом мы рассматриваем сначала отвлеченно, а затем «материализуем» понятие «нация». Так, мы говорим о Соединенных Штатах как о чем-то единообразном и реально существующем и о том, что «мы как нация» делаем. Такой подход игнорирует классовые аспекты политики США. Рассмотрим, например, вопрос зарубежной помощи. Было бы неправильно говорить, что Соединенные Штаты как нация оказывают помощь различным странам. Нация как таковая не предоставляет помощь другой нации как таковой. Точнее говоря, обычные граждане нашей страны посредством налогов делают пожертвования в пользу привилегированных элит другой страны. Как кто-то сказал: «зарубежная помощь — это когда бедный народ богатой страны дает деньги богатому народу бедной страны». Перемещение осуществляется через классовые границы, так же как и национальные, оно представляет собой перераспределение дохода от низшего класса к высшему.
Мы слышим, как говорят о «наших» интересах за границей и «интересах США» в мире. Но не так легко обнаружить, что «наши» лидеры подразумевают под «интересами США». В 1967 году во время войны во Вьетнаме я впервые осознал, как часто наши официальные лица ссылаются на «интересы США» как на способ оправдать свою политику, никогда не говоря нам, в чем могут состоять эти интересы. Я тщетно искал в томах Department of State Bulletin (Бюллетеня Государственного департамента США) какое-либо определение или пример «интересов США». Самым близким из того, что я нашел, были комментарии чиновника Государственного департамента Уильяма Банди, который ссылался на «наши жизненно важные военные базы» на Филиппинах как на основной интерес США. Как часто происходит, зарубежное военное присутствие, которое предположительно было создано, чтобы защищать «наши интересы» (какими бы они ни были), само становится интересом, который необходимо защищать. То, что должно служить средством, становится конечной ценностью.