На протяжении всего конца 1960-х годов на массовых митингах и диспутах-семинарах многие студенты и некоторые преподаватели начинали самообразовываться по поводу несправедливостей и ужасов далекой войны в Индокитае. Сначала они подвергали сомнению саму войну, затем лидеров, которые породили ее, а затем систему, которая произвела этих лидеров, включая ту часть системы, представленную активно соучаствующими в преступлении университетами. На грани между либеральной жалобой и радикальным анализом, некоторые из охваченных протестами кампусов пришли к выводу, что вьетнамская война была отнюдь не «ошибкой», а одной из составляющих далеко идущей захватнической модели, разработанной в США, чтобы сделать мир безопасным для многонациональной корпоративной эксплуатации. Они также начали понимать, что протест не подразумевал диалога и убеждения предположительно добронравных, но плохо информированных лидеров. Скорее всего, он влек за собой все более обостряющиеся противостояния репрессивным властям штата и его вспомогательным институтам, а также лидерам, которые вовсе не были заблуждающимися или недопонимающими, а прекрасно знали, что делали.
Университет позиционирует себя как цитадель свободной мысли. Существует даже специальный термин для описания его излюбленного состояния — «академическая свобода». В действительности система правления внутри обычного учреждения высшего образования обязана больше Спарте, чем Афинам. Являясь отражением окружающего общества, большинство университетов и колледжей — это скорее фабрики идеологии, чем источники интеллектуальности, где критика империализма встречается редко и где студенты отдают свое будущее в заклад капитализму как общественному порядку.
Дело в истории
Идеологическое подавление в академии старо, как сама страна. На протяжении XVIII и XIX веков большинство колледжей были связаны с той или иной религиозной верой. Их обычно контролировали благочестивые попечители, которые почитали своим долгом позаботиться о том, чтобы преподаватели приняли нравоучения, относящиеся к какому-либо вероисповеданию.
Догмы расизма также имели прочное место в образовательных институтах того времени. В начале 1800-х годов попечители колледжей на Севере страны запрещали своим преподавателям вступать в критические дискуссии по поводу рабства и защищать аболиционизм. В колледжах Юга вопрос о защите аболиционизма никогда не поднимался. Преподаватели активно отдавали много интеллектуальной энергии оправданию рабства и введению понятий о превосходстве белых в общую программу обучения.
В 1870-х и 1880-х дарвинизм был настоящим табу в высшем образовании США. Президенты девяти выдающихся колледжей на Востоке страны попали в анналы как запрещающие преподавание теории эволюции. То, что сегодня называют «теорией креационизма», было единственной приемлемой точкой зрения в большинстве «свободных и независимых» школ страны.
К 1880-м годам богатые бизнесмены стали доминировать в попечительских советах большинства университетов и колледжей (и продолжают доминировать до сегодняшнего дня). Они редко колебались в вопросах идеологического контроля. Они увольняли членов преподавательского коллектива, которые выражали еретические политико-экономические идеи в университете и вне его, посещали съезды популистских партий, выступали на стороне антимонопольных взглядов, поддерживали свободное серебро, противостояли империализму США на Филиппинах или защищали права лидеров труда и социалистов. Среди уволенных были такие выдающиеся ученые, как Ричард Илай, Эдвард Бемис, Джеймс Ален Смит, Генри Уэйд Роджерс, Торстейн Веблен, Е. А. Росс и Скотт Ниаринг.
С приближением Первой мировой войны увольнения радикальных или как-либо еще оппозиционно настроенных преподавателей возросли. Преподавателей, которые выражали сомнения по поводу войны или противились продаже облигаций «Займа свободы» или защищали интернационализм, отправляли восвояси. Университетские чиновники, такие, как Николас Мюрей Батлер, президент университета Колумбии, откровенно запретил преподавателям критиковать войну, заявив, что такая ересь более не терпима, так как в военное время неправильный настрой мыслей является антиправительственной агитацией, а безрассудство предательством.
11
Более полное рассмотрение этой точки зрения можно найти в моей работе «Земля идолов: политическая мифология в Америке» («Land of Idols: Political Monopoly in America», New York: St. Martin's Press, 1994), глава 7, «Культура монополий».