— Ну и как я, по-твоему, это проделала? Сказала себе: амба, с завтрашнего дня усиленно старею? И обязуюсь в течение месяца превратиться в чертову перечницу с повадками закоренелого убийцы?
— Именно так. Люди не всегда сталкиваются с магией, которая забирает то, от чего они готовы отказаться. Но то, что они отвергают, все равно гибнет. Утекает из ваших тел и ваших умов. Молодость кончается, когда становится не нужна своему обладателю. И неважно, каким путем он идет к цели — плюет на тело или обтесывает разум под старческий идеал. Люди всегда добиваются своего. Правда, они никогда не знают, ЧЕГО хотят.
— Значит, я захотела стать старой — и постарела?
— Ты отдала магии ту часть молодости, которая показалась тебе опасной. Свою красоту…
— Ну, это положим! — я расхохоталась. Смех вышел невеселый. — Красоты там было кот наплакал.
— Если ты не нравилась своей мнимой матушке и смотрела на себя ее глазами… — Броллахан закатывает очи с выражением "Какие дураки эти смертные!"
— Из этого я должна извлечь комплимент: ты была поистине прелестна?
— А ты не заметила? Сегодня, в зеркале?
Действительно. Не далее, как утром в зеркале отразилась вполне привлекательная я. Было жалко потерять этакую пре… пре… премиленькую внешность. Но что поделать. Отданного магии не вернешь.
— Чего теперь об этом говорить! — отмахиваюсь и встаю с земли. — Не вернешь. Ничего. Не. Вернешь.
— Ну это положим! — отвечает броллахан, копируя мой голос.
Теперь мы оба смеемся.
Кажется, он пытается донести до меня, что моя жизнь еще может вернуться в точку разрыва и продолжиться заново. Но я слишком упряма, чтобы купиться на обещания. Сперва надо найти моих подопечных, потом разобраться с псевдомамулей, а там посмотрим.
— Ты быстро соображаешь! — одобрительно кивает броллахан. — Последнее, что скажу: ты ведь СТАЛА драконом? А дракон приходит в мир в том теле, которое ему удобно…
Я замираю. Да. Все так. Моему любовнику всегда на вид было не больше сорока. Или даже меньше. Другие его собратья выбирали кто что — детство, юность, старость. Значит, я… могу…
— Пока ты не вернулась в юные годы и не поглупела на целую жизнь, — усмехается мой бестелесный просветитель, — ты готова подумать о своей главной цели?
Я еще пару минут стою, впивая всем телом запахи теплой земли, сохнущей под солнцем травы и… крови? Речная вода опять пахнет кровью? Знак того, что мне пора опомниться.
— Река времени вернулась… — шепчу я.
— Она всегда была здесь. И она говорит: ты должна вспомнить, о чем думала, когда твой человек ступил в источник.
— Я поняла: время, если дать ему волю, возвращает нас туда, где мы хотим или боимся быть. Если тебя трудно испугать, ты вернешься туда, где был счастлив. Если ты не пережил свои страхи, они утянут тебя в самый ад, — без голоса, одними губами произношу я.
— Правильно. Время — это сны человечества. Его не было и нет для тех, кто ничего не помнит. А вы постоянно дрейфуете по водам времени, тонете в них, захлебываетесь ими. Тебе придется оседлать реку. Иначе ты никогда не найдешь то, чего ищешь. — Броллахан подходит к реке и… идет по воде. Как по черной, сверкающей дороге.
Вот, значит, что делают со временем бессмертные (или почти бессмертные) — скользят по его поверхности. Интересно, а я смогла бы? И если да, то с чего начинать?
Глава 7. "Мою смертную роль не сыграет никто за меня…"
— Я думаю, ты настоящий! — призналась я Дракону, озирая спину уходящего официанта. Никогда не видела такой возмущенной спины. Все сорок (или сколько там?) веков итальянской истории глядели на меня с этой спины. С негодованием глядели, со склочным итальянским негодованием.
— О чем это ты? — хмыкнул Константин. Он, в отличие от меня, на официантов не оглядывался и вообще не интересовался, на что способен язык тела обслуживающего персонала, оскорбленного в лучших чувствах.
— Для меня это высший пилотаж — то, что ты с ним проделал. Объяснить, что принесенное блюдо невозможно жрать, отправить на кухню, потребовать заменить… Я бы скорее отравилась насмерть или есть бы не стала, но заплатить заплатила бы. Покорно. Ну, а потом бы как минимум сутки изнывала от желания придти сюда еще раз, но уже с огнеметом. А ты защитил меня и от бессильной ярости, и от безвкусной кормежки.
— Все равно не понимаю, как это связано с тем, что я настоящий, — пожал плечами мой герой.