— Стой. А он умеет рубить ублюдком? — раздается низкий голос из глубины помещения. В здоровенной конюшне со столами и лавками можно спрятать сколько угодно таких фигур — приземистая, неопределенного пола, в темно-сером плаще, сливающемся с камнем стен и деревом мебели.
Вокруг этой личности воздух аж пульсирует от почтения окружающих. Небось, местный серый кардинал. С ним надо быть очень осторожным и очень убедительным.
— Давайте ублюдка. — Дубина протягивает руку за полутораручным мечом — bastard sword* (Буквально «меч-ублюдок», рукоять которого можно было держать и одной, и двумя руками, был легче двуручного и тяжелее одноручного меча — прим. авт.), легкий, изящный, ничем не заслуживший свое обидное прозвище. Геркулесу незачем брать его обеими руками, он и бастардом действует так же, как гладиусом. На сей раз кандидат в палачи для благородных перерубает чучело посередине, демонстрируя его искусственные потроха, разъятые, как на картинке в анатомическом атласе. Капец учебному пособию.
— Хорошо. А она, — палец упирается в меня, — тебе кто?
Что ж, отсидеться в тени Геркулеса, играя роль няньки-мамки, не получится. Если я тут не нужна, меня выкинут вон, посторонним во дворце не место. А Дубина один не справится. Все-таки он очень хороший… исполнитель.
И я делаю единственное, что остается: перепрыгиваю через головы "сопровождающих лиц", словно ангел мщения в костюме байкера. Оказавшись за спиной фигуры в плаще, аккуратно прихватываю высокую особу за шею и подношу к ее глазу острие мизерикордии* (Узкий стилет для добивания раненых с трехгранным или четырехгранным лезвием — прим. авт.). Конечно, можно и к шее поднести, но к глазу — эффектнее. Мысль о человеке, который стоит ПОЗАДИ тебя и может ненароком вздрогнуть… Эта мысль заставляет быть чрезвычайно покладистым. Чрезвычайно.
— А я, госпожа, его няня. И твоя новая охранница. Потому что хреновая у тебя охрана, госпожа. С такой охраной никаких палачей не хватит — покушения были и будут… — Я аккуратно отодвигаю стилет и отпускаю шею заложницы. Оказавшись рядом, легко понять, что это — женщина. Небось, приближенное лицо правительницы. Нашей Корди, нашей овечки Корди.
— Однако! — произносит таинственная личность и поворачивается ко мне. — Будешь начальницей моей стражи. И обучишь их всему, что умеешь.
— Не получится. — Нет уж, возиться с какими-то слабосильными тупицами, время терять…
— Посмотрим. — Хорошо, что не давит. Понимает: прессингом делу не поможешь. — А сейчас пойдешь со мной.
С тобой так с тобой. Чем дальше от темниц, тем воздух чище.
Вот так мы и внедрились в самое сердце замка. Легкомысленный народ эти зазеркальцы. Ни документов не проверяют, ни рекомендаций не требуют, ни про опыт работы не спрашивают. То-то и заговорщики у них расплодились. При такой беспечности и не захочешь, а на трон полезешь. Уж очень достижимая цель.
В верхних покоях, среди пыльных гобеленов, прикрывающих склизкие от сырости стены, моя новая хозяйка сбрасывает плащ. Низенькая плотная женщина. Волосы — охра, перемешанная с известью. Некогда тетка была очаровательной рыжей пышечкой. Что поделать, никто из нас не молодеет. Даже здесь. А впрочем, кто знает?
В центре залы стоит… трон? Я помню это сооружение по замку Кордейры. Только там оно было древним, ветхим и тщательно охраняемым. Престол предков. Здесь оно новехонькое, уродливое и помпезное. Как все-таки время облагораживает плохо сделанную мебель! Главное, чтобы прочности хватило.
И тут "серая кардинальша" бестрепетно восходит по ступеням и… садится? Я не верю своим глазам. Но пока мозг протестует, нога подгибается — и вот, я уже стою на одном колене, склонив голову и произношу:
— Ваше величество!
— Высочество, — поправляет меня правительница. — Наш царственный отец еще здравствует. Давно уже здравствует.
Так. Повод к размышлению. То ли мы не туда зашли (исключено — город и замок слишком похожи на владения Кордейры), то ли здесь правит ее зеркальный двойник, слишком на Кордейру непохожий, чтобы… чтобы… Нет, не могу сообразить. Одно мне ясно: в залах дворца Корди быть не может. Если ее сюда затянуло, она наверняка принялась истериковать, искать выход, распоряжаться первыми встречными. А куда при таком поведении может попасть сумасшедшая незнакомка? Правильно, в допросную. Господи, хоть бы она была еще жива…
— Ты уже знаешь: в моих землях смута. — Принцесса (до смешного непохожая на сказочную — старая, некрасивая, жестокая) смотрит на меня оценивающе.
— Не знаю, ваше высочество. Но догадываюсь.
— Догадываешься?
— Ваш человек упоминал о заговоре. На виселицах много казненных. Стражники очень внимательны. Но фермы хорошо устроены и крестьяне выглядят довольными.
— Еще бы им не выглядеть довольными! — рявкает ее высочество. — Приходится снижать налоги! Раздавать деньги из казны! Каждый месяц устраивать празднества за МОЙ счет! И все для того, чтобы этот скот в образе человеческом не вздумал поддерживать заговорщиков… Они разжирели, как… как… — не найдя подходящего ругательства, добрая правительница хватается за брюхо и кривит царственную рожу. Язва желудка.
— Госпожа, ты нездорова. — Я не спрашиваю. Я констатирую.
— Ты еще и в ЭТОМ разбираешься? — Искаженное, налитое кровью лицо не требует других подтверждений.
— Прими это, госпожа. И запей молоком. — Я протягиваю ей пару желтеньких таблеток, которые в моем мире знают все.
— Одну тебе!
— Обе тебе. Иначе не подействует. Я могла убить тебя полчаса назад.
— Прямо веревки из меня вьешь, — ворчит ее высочество, берет таблетки и кричит в пространство: — Молока мне!
— Теплого! — уточняю я.
Из боковой дверцы вбегает запыхавшаяся горничная с молоком на подносе. Делает глоток из стакана (ого! выходит, мне было оказано высшее доверие — здесь ничего не едят и не пьют, не опробовав на прислуге!) и передает стакан госпоже. Та глядит на горничную. Долго глядит, не меньше минуты. Наконец, не выдержав, опрокидывает в рот стакан, забрасывает туда же таблетки и замирает.
— Подействует через несколько минут, — предупреждаю я и сажусь на ступеньки тронного возвышения. — Давай поговорим. Это отвлечет тебя.
— Грубиянка ты, однако, — бурчит принцесса.
— Я — начальник твоей стражи. Я должна знать больше, чтобы исполнять…
— Да поняла, поняла! Что ты хочешь знать?
— Давно было последнее покушение?
— Месяц назад. Еще не всех заказчиков установили.
Переходим на язык протокола.
— А позже?
— Что позже?
— Были странные случаи, чужаки во внутренних покоях, сумасшедшие, ясновидящие, предсказатели и прочая хрень?
— Х-ха! — выдавливает правительница. Ей явно полегчало. Она довольна мной и моим хамски-доверительным тоном. Когда вокруг сплошной политес, хамство кажется признаком искренности. Наивная высшая знать! — Было. Какая-то девка. Буквально вчера.
Вчера! Это точно Корди.
— И представляешь, — принцесса закидывает ноги на подлокотник трона. Неизысканная, расслабленная поза. Я вхожу в доверие, как нож в масло. — Прямо у меня в спальне. У МЕНЯ! В СПАЛЬНЕ! Так бы сама этих говнюков и порубила. Какого черта они торчат у дверей, когда ко мне в постель с потолка валятся какие-то юродивые?
— Что она говорила?
— А я помню? Ее сразу вон вытащили.
— Госпожа, у тебя ОЧЕНЬ хреновая стража. И может быть, не только стража. Ты уверена, что ее сумеют допросить как надо?
— Ни в чем я не уверена… — вздыхает страдалица. — А ты не возьмешься? Я тебе пытальщиков пришлю…
— Нужны мне здешние пытальщики, — отмахиваюсь я. — У меня любой заговорит. Правду пыткой не вызнают.
— Это откуда ж такие идеи? — усмехается разманежившаяся тиранка.