– Ой, ха-ха-хи-хи!
– Ну, тут вдова окончательно убедилась в божественном происхождении своего супруга. На простынке он отпечатался – раз, мощи его нетленны – два, да ещё к тому же источают аромат цветов райских – три. По всем показателям – святой! Палец ему отрезала и носила с собой, всем нюхать давала. Чуть ли не до Москвы дошла с этой обоссанной тряпкой и пальцем, но её там с поезда сняли и в дурдом определили.
– Все-таки, какие у нас в России бабы несчастные, – смеётся Светка. – До какой степени деградации они доходят с этими несносными мужиками. И это в третьем тысячелетии… С религией воевали-воевали, а теперь такие кандидаты в святые пошли. Сморчок сморчком, а мнит себя божком. И кто знает, может, через сто лет таких в самом деле к лику святых причислят? Как снесут эту «ярмарку женихов», а их тут вон сколько нетленных! И смех, и грех.
– А то бывает, – не утихает Лёха, – что крутые парни при деньгах на кладбище заявятся, присмотрят себе местечко посуше да помягче и выкидывают оттуда всё, что там лежит. Иногда по несколько могил для одного крутого трупака сносят, словно для целого огорода место освобождают. Я ещё в прошлом году после Троицы ездил с Васькой Рожновым и Вадькой Дрыгуновым на кладбище в Райцентре, чтобы цветочками с могил разжиться на продажу…
– Лёшка, как ты не боишься? – недоумевает Маргарита Григорьевна. – Грех же.
– Ой, да ладно! Ты безгрешно прожила, а много тебе за это награды было? Точно так и грешных наказание минует. Всё равно цветы пропадут зазря, а так нам небольшой бизнес будет… И там покойник хорошо сохранившийся прямо на помойке лежал. Тоже, наверно, при жизни ударно мумифицировался. Какая-то тётка пришла могилу родичей навестить, а там вместо их бедненького захоронения – роскошная такая… не могила даже, а что-то вроде… Короче говоря, когда нас ещё в школе в Петергоф возили, там в парке видал такую беседку с мраморными статуями, золочёными оградами да фонтанами. Похоронили, стало быть, там братка какого-то средней распальцовки. Тётка эта мечется, ищет своих, а ей сторож говорит, что иди, мол, на помойке поищи: туда всё барахло свезли. Она нашла какие-то кости, мы ей помогли их закопать в поле за кладбищем. А этот проспиртованный жмурик так на кладбищенской помойке и остался лежать, никому не нужный.
– Ужас! – возмущается Маринка. – Даже у нас такого беспредела нет.
– У нас криминал значительно культурней в этом плане, – соглашается Лёха и указывает рукой на новое кладбище, которое начинается сразу через заросший ольхой овраг от нас. – Они место себе отвели на бывших полях, а в чужие могилы не лезут. Это Волков их так в ежовых рукавицах держит. Он, вишь, в Европах побывал, а там в похоронном деле главное – ничего лишнего и ничего личного…
Тут на новое кладбище стали стремительно съезжаться дорогие машины. Мы аж присели от неожиданности и пожалели, что кроме нас никого не было видно. Надо же было такому случиться, что в этот же день приехал хоронить одного из своих бойцов наш местный криминальный авторитет Константин Николаевич Волков или просто Авторитет.
Авторитет не любил, когда его предавали друзья детства. Он не питал иллюзий насчёт человечества и не считал предательство таким уж злом. Предавать и можно, и даже нужно, но друзья детства – статья особая. Ведь детская дружба самая независимая из всех прочих, потому что складывается в такие годы, когда всякое притворство исключается, когда в сердца ещё не закралась корысть и неискренность. Это только самонадеянным взрослым, в которых со временем превращаются все дети, кажется, что настоящая любовь и дружба – исключительно прерогатива их взрослой жизни, мудрой и опытной. Да, эти «высокие» чувства доступны только взрослому изощрённому (или извращённому) пониманию. А в детстве, когда в людях ещё нет цинизма и пижонства, тебя любят не потому, что ты прокурор или бизнесмен, бандит или безработный; что у тебя есть деньги или нет их; что ты погряз в долгах и проблемах или, наоборот, успешно освободился от них. В детстве друзьям нет дела до таких важных для кого-то достижений или поражений, потому что тебя воспринимают просто как составляющую своей жизни. Такая бесконкретная и вневременная дружба формируется в детской песочнице или в начальной школе. Ты ещё никто: ни отличник, ни двоечник, ни паинька, ни хулиган. Никто. Тебя воспринимают как чистый лист бумаги. И дружат с тобой просто так. Такая безусловная дружба возможна только в детстве, пока дети не выросли и не увязли в сложных хитросплетениях человеческого общества.