– Он это всему городу говорил, – перебила Марина. – Чем всё закончилось с квартирой-то?
– Всё очень удачно закончилось. Шла я как-то с работы вся погруженная в свои невесёлые мысли – мне как раз накануне этот чёртов племянник звонил с угрозами. И не замечаю, что мне наперерез какие-то господа из машин вываливают, и я кому-то даже под ноги подворачиваюсь. Он меня за шкирку хватает и говорит: «Не переходи дорогу перед скоростным транспортом, девушка». Смотрю, а это наш Авторитет. Думала, не узнает меня, отшвырнёт и дальше пойдёт, а он прищурился: «Ну-ка, постой-постой, что эта карельская берёза в центральной полосе России делает?.. Ба, да ты часом не из моей ли деревни». И тут же вспомнил, как меня зовут, кто мои родители и где я в нашем городе жила! И чего это у нас одно время болтали, что ему где-то на войне память отшибло? Да такой памятью, далеко не каждый современный компьютер обладает. В Москве себя чувствует, как рыба в воде, так что и не догадаешься, кто он и откуда. Потащил меня куда-то с собой по каким-то дворам, по закоулкам. Я-то по Москве всё время с картой ходила и только по указанным улицам, а он нырнёт в какой-то двор и уже на другой улице выныривает, войдёт в один подъезд, а через чёрный ход уже в другом дворе выходит! Прямо, как местный дворовый кот. И говорит мне по дороге: «У тебя здешняя прописка? Паспорт есть? Вот ты-то мне и нужна». Ну, думаю, всё: сейчас тут и закончится жизнь моя несуразная. А он привёл меня в какое-то отделение банка, приказал перевести какие-то деньги на какой-то счёт. Всё мне объяснил, как бланки надо заполнять, а я как в тумане. Потом уже на почте какую-то посылку сказал отправить.
– Ничего себе! – ужаснулась Маргарита. – А если он тебя во что-нибудь криминальное втянул? А вдруг там в посылке…
– Ага, отрубленная голова конкурентов!
– Ха-ха-ха!
– Ой, да ну тебя! Мне в тот момент так плохо было, что я подумала: а не всё ли равно? Так весь остаток дня с ним и проходила. Только подумала, а не дать ли дёру, как он меня снова за шкирку взял и усмехнулся: «Даже не думай – убью. И не сразу, а медленно». Страшный человек, что и говорить… Потом привёл меня в какую-то забегаловку и говорит: «Я тебе ничем не обязан, но с меня ужин за твои дневные страдания». Стал меня расспрашивать, как я в Москву попала, ну я ему и рассказала про дедулю своего. Он сначала надо мной стал издеваться. «А чего это, – говорит, – вы все нынче так страдаете если не тягой к совращению детей, то геронтофилией уж непременно? Куда взор ни обратишь, а молодые под стариками и старухами лежат, которые в два-три раза старше. Тебя вообще угораздило замуж выйти за человека, который в прадеды годится. От такой связи дети не родятся. Хотя, агонизирующему обществу это не поможет. Раньше такие вещи считались извращением и преследовались по закону, а теперь дали свободу запуганному быдлу, оно и не знает, на кого ещё залезть». Чуть до слёз меня не довёл своими едкими оскорблениями! Я даже уйти хотела, но он пальцем по столу стучит: «Встанешь, когда я разрешу»! Я возьми и ляпни, что он сам моложе жены на восемь лет. Он глаза вытаращил: «Что-о?! Ты имя жены моей не упоминай всуе, поняла? Восемь лет – это только в школе большая разница, а когда тебе за сорок, совершенно не ощущается. И это даже нужно, чтобы баба старше была, чтоб могла мужика на место поставить, когда он слишком борзеть начнёт». И без переходов спрашивает, почему не ем ничего. А я говорю, что у меня такие проблемы, что и кусок в горло не лезет. Он хохочет: «Меня как кто из земляков увидит, непременно это говорит… Ладно, излагай свои проблемы». Я ему и рассказала про квартиру, вороватых риелторов и двоюродного племянника покойного мужа. Он мне отвечает: «Я такой мелочью не занимаюсь. Решай свои проблемы сама… Хотя, у тебя документы на квартиру не в этой ли папке лежат? – В этой. – Покажи-ка». Посмотрел бумаги, обругал меня дурой, говорит, что цену можно в четыре раза накрутить. А я реву: я же не умею! «Если не умеешь, надо в родном городе сидеть, где ещё позапрошлый век не закончился, а не в столицы третьего тысячелетия соваться. Это у нас по улице больше трёх машин проедет – уже событие, а здесь видишь, какие пробки? На сутки можно увязнуть, и будь ты хоть сам Господь Бог – не поможет. И таким тургеневским барышням, как ты, здесь делать нечего. Эти бабьи слёзы для романтичного девятнадцатого столетия хороши были, а в двадцать первом веке даже взятым в заложники детям не простительны». Это я-то тургеневская барышня? Раньше себя такой деловой стервой считала, когда в Райцентре обосновалась. Свекровь мне нагадит, я ей тоже какую-нибудь пакость устрою, и после этого обе чувствуем себя такими продвинутыми акулами, такими современными вамп-вуменс!.. И вдруг это таким убожеством показалось, какой-то мышиной вознёй в отдельно взятой клетушке. Никакие мы не вуменс, думаю, а обыкновенные замордованные бабы-дуры, воюющие друг с другом за то, что нормальным людям и даром не надо… Спросила Волкова, как мне теперь быть? Он велел из квартиры вещи забрать и уезжать, сказал, что возьмётся за это дело, но с условием, что третью часть денег себе возьмёт. Оказывается, он работает за половину, но мне сделал скидку, как землячке, да и отца моего знал. И вот не поверите, пусть он и бандит, а деньги за квартиру мне прислал-таки! И даже больше, чем я могла себе вообразить. Теперь будет свой капитал на чёрный день.